Искупление Санди - стр. 40
Надо мной смеялись, узнав причину отказа от прежней жизни, обидно, больно. Я никогда не был изгоем, что угодно: любовь, зависть, симпатия, злость, вот чувства, которые люди мне дарили. Но, что такое унижение и отторжение, словно прокажённый, не знал.
Я редко ходил в церковь, разве что по праздникам, когда мать особенно настаивала, но тут подумалось: может, там ответы?
Падре Адриан был крайне изумлён моим визитом, да ещё и в будний день, но препятствовать не стал, напротив, на мою просьбу об исповеди, сразу пригласил в кабину.
Не знал, как начать, но преподобный сказал, чтобы с главного.
И я ему поведал о том, как несправедливо мы с матерью обошлись с Индри. Он лишь вздохнул и обещал молиться за её душу. Тут в порыве откровения я решил, что наибольший мой грех – прелюбодеяние, о чём поспешил доложить падре.
Вместо искупления преподобный Адриан повелел перечислить соблазнённых жертв, и я начал…
… Через два часа падре красный, вспотевший, взъерошенный, как курица, которую гоняли собаки, выскочил из кабины со словами,
- Довольно, сын мой! Продолжим завтра, ты и так задал мне работы, целую ночь в молитвах проведу!
- А, поможет? – усомнился я, глядя на священника.
- Им, надеюсь, а ты в чём помощи ищешь? – уточнил он, отирая пот со лба.
- Хочу опять полноценным мужиком стать! – чего же ещё? Адриан закатив глаза, указал на дверь,
- Ты свою норму на три жизни отработал, болван! Всю женскую половину посёлка от семнадцати до сорока спасать надо! Молись и кайся!
От этого стало ещё тошнее, никто меня не понимает, никому я не нужен! А вот Индри бы поняла, да она и не смеялась и тайну мою хранила. Это мама подслушала разговор, а так бы не узнала, и никто бы не узнал.
Что ещё оставалось? Цапли Индри не стало. Оказывается, без холодных оценивающих глаз, таинственной то ли полуулыбки, то ли полунасмешки, жизнь становится серой и унылой. Некому больше доказывать, что я - лучший, да и доказательства кончились. Индри своим ударом, не говоря ни слова, всё сказала, показав мне истинную мою цену. И цена эта: ломаный грош в базарный день!
Бывшие подружки и друзья, кто подколками, кто наигранным сочувствием, обрыдли. Мама оказалась совсем не тем человеком, кого можно уважать. И я подумал: "Почему бы не отправиться вслед за сестрицей?" - имея в виду, утопиться. С этой самой мыслью, что мы обязательно должны встретиться на небесах или морском дне, кинулся в воду.
Потому и решил, когда очнулся, что попал в ад, а Индри - мой личный палач. Пускай сама придумает мне наказание, готов искупить. И вину свою перед ней осознаю с ещё большей остротой. Исповедь не помогла. А теперь здесь у меня появился шанс вымолить прощение, чтобы начать всё сначала.
Вот и начал. Только она - никакой не палач и не злится. Спит рядом, такая соблазнительная, такая близкая, что стоит протянуть руку, и убедишься в реальности происходящего.
Огромная майка - размахайка не преграда и ничего не скрывает. Я слегка поворачиваюсь в сторону Индри, передо мной в свете костра в тёмно-синем мраке ночи спит светлая, чистая нимфа. Её никчёмная одёжка задралась снизу, обнажая гладкие бёдра, и сбилась сбоку, так что маленькая упругая грудь с тёмным ореолом и острым соском абсолютно открыта. Если не коснусь - не выживу!