Искры в таёжной ночи - стр. 13
– Ясно всё с этим твоим Егором. А ты сама, значит, местная, а в Москве как оказалась? Учишься?
– На ветеринара. Последний курс. А сейчас к отцу еду.
– Навестить?
Софья поджала губы и выдала:
– Не совсем. Здесь в Петряевке ни интернета, ни сотовой связи нет. Поэтому отец раз в две недели в Урден ездит – специально чтобы мне весточку подать. А тут пропал. Я знакомым в район звонила, так они узнавали. Пропал, говорят.
– Ты же говорила, что охотник он. Может в тайгу ушёл, за зверем?
– Не мог он уйти, зная, что я его звонка жду. Не такой он человек. Да и в тайгу он уже не ходит. Три года назад в расщелину он свалился. Колено раздробил. Теперь – инвалид, без костыля своего теперь никуда, а с костылём много по лесу не находишься. Так что пропал отец, определённо пропал. Вот и еду его искать. Для этого все дела бросила.
Женька насторожился.
– Если он охотой больше не занимается, чем же он теперь живёт? В смысле, чем деньги зарабатывает?
– Чучела делает. Чучела зверей. Продаёт их, тем и кормится. У нас тут для инвалидов работы особо не найти.
Женька присвистнул:
– Вот те на. А как фамилия папаши?
– Лучинин – фамилия. Лучинин Матвей Иванович. А ты почему спросил?
Женька встал, скинул сумку с плеча.
– А вот и деревня наша, – радостно объявила Софья.
Женька вытянул шею и вгляделся вдаль. Туман над водой рассеивался, вдали показались крыши, словно приклеенных к берегу, строений.
– Да что б ей пусто было, и деревне вашей и папаше твоему вместе с его чучелами, – фыркнул Женька, закинул сумку на плечо и, обогнав Софью, зашагал в направлении показавшихся домов.
Глава третья
в которой Женька знакомится с коллекцией Лучинина, а так же узнаёт, что чучелом может стать не только охотничий трофей
В деревню вошли – тихо, как на кладбище. Утро раннее – все спят. Но тишиной наслаждались недолго. Дворовые псы, словно ожив, громыхнули цепями, залаяли, один другого злее, в некоторых окнах показались заспанные лица. Когда миновали третью по счёту избу, за забором закукарекал петух. Второй поддержал его, потом третий, четвёртый… Две псины выскочили как из-под земли. Косматые, злые, вот-вот набросятся. Женька прикрылся сумкой, Софья прикрикнула. Одна собака, небольшая дворняга с торчащими ушами и острой мордой, притихла и завиляла хвостом.
– Признал, – пояснила Софья. – Это Буяша – Дарьи Чеботарёвой пёс. А ведь больше года меня не видел.
– Зато этот не признал, – продолжая удерживать сумку перед собой, пролепетал Женька. – Того и гляди вцепится.
Второй пёс продолжал яростно лаять и кружить у самых ног Софьи. Крупный ухоженный гончак с гибким и сильным телом.
– Этот может. Ты виду не показывай, что испугался, а то точно вцепится. Это Корел – Рыковский пёс. Они сами нас не очень-то любят, вот и собаку свою науськали. Он и на меня, и на отца всю жизнь лает, только куснуть остерегается. Знает, что это ему с рук не сойдёт. А вот тебя может хватануть…
– Тебя, похоже, здесь каждая собака знает, – Женка усмехнулся.
– Ну, конечно. Я же выросла здесь.
– А ты, значит, тоже всех собак изучила, даже с родословной. Непременно опишу это в твоей статье.
– Ну, тебя, – Софья зашагала быстрей, – и чего я тебе помогаю?
– Ладно-ладно, шучу, – Женька тоже ускорился, собаки вскоре отстали.
За десять минут они прошли половину деревни. Избы неброские, но добротные. То там, то тут техника: тут трактор, тут косилка, там старенький грузовик. Вдоль берега с дюжину катеров да лодок, небольшая пристань с мостком. Дорога вдоль реки выстелена щебнем. Все дворы с оградой, за заборами постройки с резными окнами, за ними огороды, за огородами лес. Громыхнула щеколда, на пороге ближайшего дома появилась женщина. Круглолицая, в руках ведро с какой-то бурдой. Увидела молодую пару, поставила ведро, подошла к забору.