Исключительные - стр. 43
– Деннис, – позвала Жюль напряженным громким голосом, сидя за компьютером и видя перед собой известие о смерти, не вполне понимая, что с этим делать и какие чувства испытывать. Хотелось заплакать, но она даже точно не знала почему. – Смотри.
Он подошел и встал позади нее.
– О нет, – сказал он. – Изадора.
– Да. Которая нас познакомила.
– До чего же грустно.
– И мне.
Жюль с Деннисом подивились обоюдно испытанной печали, которая оказалась гораздо острее и мучительнее той привязанности, что они когда-либо ощущали по отношению к Изадоре Топфельдт еще во времена их знакомства.
На той первой вечеринке Деннис Бойд сидел напротив Жюль Хэндлер, и всякий раз, когда взгляд его слегка влажных темных глаз устремлялся на нее, она ощущала новую приятную вспышку интереса с его стороны. Много времени прошло с тех пор, когда ей по-настоящему нравился какой-нибудь мальчик, или мужчина, как уже начинали называть сверстников. В студенческие годы в Баффало все носили стандартные комплекты одежды, так что тела выглядели одинаково бесполыми; в помещении же парни ходили в плотной фланели, опрокидывая в себя банки с пивом. Играли в настольный футбол – нудную игру с кучей рукояток; популярным местом был и автомат «Миссис Пакман» в задней части бара «Крамлиз», где все тусовались по вечерам в пятницу и субботу. У Жюль периодически случался слегка тошнотворный секс с двумя разными неинтересными парнями – все ребята с театрального отделения были геями или же интересовались только очень красивыми девчонками, которые учились на театральном отделении. После этого она долго стояла под душем в кабинке у себя в общаге, надевая резиновые шлепанцы, чтобы не подхватить грибок.
В блоке с ней соседствовала группа на редкость противных девчонок, не говоря уже о том, что все они были неопрятны и учились спустя рукава. Просто не повезло, что ее с ними поселили. В блоке стояла вонь, распространяемая горячими расческами для выпрямления волос. Девицы самозабвенно и с презрением орали друг на друга, как будто дело происходило в реабилитационном центре для душевнобольных. «ВЫЛИЖИ МНЕ КИСКУ, АМАНДА, КАКОЙ ЖЕ ТЫ ЛЖИВЫЙ МЕШОК С ДЕРЬМОМ!» – вопила одна девчонка через всю общую комнату с ее протекающей бескаркасной мебелью, и вывернутыми наружу коробками от пиццы, и с крохотным телевизором «Сони Тринитрон», и, конечно же, с горячими расческами, валяющимися повсюду, как рыцарские мечи в свободный от сражений день.
На первом курсе, в день, когда выпал первый снег, Жюль Хэндлер дошла до телефонной будки, расположенной через дорогу от общаги, носившей подходящее дурацкое название – «Кирпич», – и там, опуская в аппарат монету за монетой, позвонила Эш Вулф в Йельский университет. Как только Эш ответила, Жюль ощутила степень ее целеустремленности.
– Алло, – произнесла Эш рассеянным, отчужденным голосом человека, пишущего работу о Мольере.
– Эш, здесь просто ужасно, – сказала Жюль. – Такая громада. Знаешь, сколько тут студентов? Двадцать тысяч. Как целый город, в котором я никого не знаю. Я похожа на иммигрантку, в одиночку приехавшую в Америку. Меня зовут Анна Бабушка. Пожалуйста, приезжай, забери меня отсюда.
– Ах, Жюль, – ответила Эш. – Жаль, что ты расстроена.
– Я не расстроена. Я несчастна. Точно говорю.
– Потерпи немного, ладно? Ты же там всего два месяца.