Ину-Лат. Диверсия в городе - стр. 23

Наверное, будет справедливым немного рассказать о нем, прежде чем двигаться дальше. Первое, что мне запомнилось больше всего – это безбрежная серебристая гладь океана, и голубое небо над ним. Воды здесь и вправду много. И нет она не какая как у нас. У нас вода – это в основном дожди, ливни, которые сливаются в грязно-желтые реки, затапливают лес и деревни. Несутся безобразным потоком, проникают во все щели, в дом, как ты его не конопать, и несут с собой болезни и сор. Но наши воды пресные, их можно пить, сколько угодно. Набирать в большой лист и пить, или в бочки и поить слонов, поливать огороды, стирать. Здесь же пресной воды, наоборот, очень мало, но акваторианцы – башковитые люди, придумали специальные станции для опреснения океанических вод. Соль отдельно, чистая питьевая вода – отдельно. Чудно. Но, конечно, я понимаю, что если иного выхода нет а жить надо, то еще и не так раскорячишься. Эти мои угнетатели, похитители, вообще как оказалось мастера раскорячится, ой то есть просто мастера, пихнически подкованные. По мне бы лучше так и сидели в своих рабораториях, придумали всякие штуки, а не шастали по другим мирам, слонов с людьми не воровали. Но кто бы меня слушал? Ну и вот из-за большого количества воды пришлось им основательно потрудиться. Города поналепили под водой, что пчелы в улье. Там говорят, красиво. Но, честное слово, не горю желанием повидать. У них то вон, жабры есть, то есть вторые органы дыхания. А у меня такой пакости отродясь не водилось. И чем, спрашивается, я там дышать буду? Попой что ли? Но да ладно, что то я отвлекалась… Рас тут пять штук. Самое большое число принадлежит Детям Воды, таким как Командор, что б у него пятки чесались. А еще есть Тритоны, эти похожи на жаб гораздо больше, чем на людей, и у них лапы а не ноги-руки, живут исключительно под водой и дышат только жабрами. Их не так много, они не воины, а скорее башковитые, навроде нашего старосты, или даже еще умнее. Придумщики жуткие и такие же зануды, но на них держится весь пихнический мир, это они изобрели оружие и крылатых птиц, и трубопровод, за что им отдельное спасибо и иные всякие удобные штуки. Еще есть ящеры. Эти извечные враги Акваторианцев. Живут на суше в пустынях где-то на юге. Мозгов как у мыши, а кровожадности как у шасс. И коварные. В лицо улыбаются, а за спиной костяной ножик. Препротивные тварюки, короче. Еще где-то в самой глубине океана, обитают разумные осьминоги. Но их давно никто не видел, а потому, что за фрукты – неясно. На островах еще водятся полуразумные обезьяны, гуманиды, как их здесь называют. Иногда они нанимаются к Детям воды на самую черную работу. Потому что сильные и здоровые. Повыше слона будут. Но тупые. Вот, пожалуй, и все. Если еще чего-такого вспомню, напишу, непременно.

Где-то семь дней нас всех держали во дворе местной темницы, куда отвел меня Командор сразу после карцера. Высокие гладкие стены со всех сторон. Словно внутри колодца, сыро, холодно, вверху небольшой клочок неба, но свет сюда почти не заглядывает. Одна дверь, и ни одного окна. Кормили, поили нас по расписанию. Дважды в день толстый и тощий, два охранника, вносили большие чаны и плюхали посреди двора. Мисок нам не полагалось, как и ложек, набирали в горсти и ели. Кто посильней – побольше, а нам доставались жалкие крохи со дна. А еще за нами присматривали. Кто какой. Иные то совсем дикие, на всех бросаются, кусают сами себя, и друг дуга, или кровожадные, норовят сожрать любого, до кого дотянутся. Те же крокодилы с планеты Ангора. Вроде бы разумные, язык есть, ходят на задних лапах, а в первую же ночь набросились на своего же сотоварища и сожрали живьем. Тот и пикнуть не успел. Мы с Анетт почти и не спали всё это время, а Тиберию хоть бы что, отвернётся и храпит, а нам страшно: вопли, вой, визги. Те, кто поразумней, объединились, договорились, хотя бы на уровне жестов, что надо держаться вместе; и обороняться проще и выжить. Ни Командора, ни других наших хозяев мы не видели, но где-то здесь было окошечко или что-то вроде, отчего наши мучители знали, что происходит. Знали, паразиты, но не вмешивались. И когда одна из птицедевушек, Сирин, вдруг стала биться головой о стену, не вмешались, и когда собакоголовые схватились между собой и вообще… Несколько дней я оглядывалась вокруг, пытаясь понять, где же это шассово окно, ведь должны же они следить за нами, иначе почему каждый день дают еды ровно столько, сколько нужно на нас, оставшихся в живых. Кстати о мертвецах. Каждое утро мы не досчитывались одного или двух. Куда они девались, тоже не ясно. Толи их сжирали те же рептилоиды, то ли уносил кто из охранников. Наконец мне повезло. Удалось кое-то разглядеть. Примерно в двух ладонях выше двери был небольшой черный глазок, незаметный такой, но подвижный. Иногда я видела, как нечасто, но примерно раз в полчаса глазок с тихим жужжанием поворачивается влево или вправо. Видимо так они за нами и приглядывали. Попались, гады! Я жестом поманила одного из минотавров, кажется его звали Ваал. Эти минотавры тоже отдельная тема. На лицо ужасные, добрые внутри. Вместо головы морда быка. Рога, копыта – всё прилагается, и здоровые. Но характером спокойные и разумные. Сами ни к кому не лезут, а если лезет кто к ним, мигом получает копытом в лоб и отваливает, в прямом смысле слова. «Уноси готовенького», как у нас говорят. Мы с Анетт и Тиберием держались с ними рядом, какая-никакая, а защита. Минотавры не возражали. Была тут еще девушка с птичьей головой и крыльями вместо рук.. Это ей стало плохо в первый же день, это она билась головой о стену, и кричала высоким птичьим голосом. Мы не понимали ее, но Анетт надавала ей оплеух и сказала, что у нее обычная бабья истерика. Был тут и молодой человек с синей кожей, жабрами и широким лягушачьим ртом. Ага. Из расы тритонов, как вы, наверно, поняли. Этот немного поговорил с Анетт на местном языке. Его звали Виррий. Он сказал, что попал в немилость к Императору и был сослан сюда в назидание.