Инспектор Лосев - стр. 91
– Звонил Николов?
– Нет, нет. Кто-то другой. Такой, знаете, молодой, грубый голос. Хриплый немного. Хулиганский какой-то голос.
– Что он сказал?
– «Это, – спрашивает, – папаша?» – «Чей, – говорю, – папаша?» – «Сам знаешь чей. Так вот, девку твою завалим, если будешь кобениться. А то еще чего и похуже сделаем. Понял?». Так прямо и говорит. Представляете? Это же ужас какой-то!
– А второй раз тот же голос звонил?
– Да! Сначала подошла жена. Так он меня позвал, мерзавец. Ах нет! Это уже в третий раз, вчера вечером. А во второй раз Наденька подошла. Утром звонил, я был на работе. Она мне вечером рассказала. Он специально велел мне рассказать про его звонок. Представляете?
– Что же он ей сказал?
– Приблизительно то же самое, что и мне. Наденька была так напугана. Умоляла меня избавиться от этого типа. А я мог это сделать… ну, в общем, вы понимаете какой ценой… И когда он позвонил в третий раз, я не выдержал. Я прибежал к вам. Я совершенно теряю голову. И… и не хочу иметь дело с этим подонком, этим…
Я слушаю прерывающийся, взволнованный рассказ Пирожкова, вижу, как трясутся его губы, и обильные струйки пота текут по вискам на толстые щеки, и чувствую, что все это так и было, как он рассказывает: и вымогательство, и шантаж, и угрозы, и его испуг. Все тут достоверно. И никто, конечно, его Наденьку убивать не собирается… Примитивнейший шантаж. Но Пирожков производит впечатление человека, на которого это может подействовать. И подействовало, хотя и не так, как рассчитывал Николов. Интересно, что звонили и после его отъезда. Выходит, он еще вернется и психологически готовит свою жертву к тому, чтобы уступить шантажу. И еще это означает, что у Николова в Москве есть сообщник. Ну да. И в записке ведь было сказано: «Приходи, подумаем…». Но звонит Пирожкову не тот человек, с кем Николов собирался «подумать». Звонит, судя по лексикону, явный уголовник. Что ж, у Николова под рукой может быть и такой тип.
Пожалуй, из рассказа Пирожкова пока не ясен лишь один пункт. Действительно Пирожков только что познакомился с Николовым, или они были знакомы раньше? Искренен в этом пункте Пирожков или нет? Я вспоминаю рассказ Екатерины Осиповны.
– Григорий Сергеевич, – говорю я, – когда вы уходили от Николова, вы просили его вас не погубить.
Пирожков вскидывает голову и несколько секунд ошалело смотрит на меня сквозь стекла своих очков, потом дрожащей рукой, в которой зажат мокрый платок, проводит по лбу и шее.
– Так вы… вы что же… знаете этого человека? – хрипло спрашивает он и откашливается.
– Нет, пока не знаю. Но дежурная запомнила вас, когда вы были у него.
– Но, значит…
– Да, – киваю я. – Мы знали о вашей встрече. Мы только не знали, что это были именно вы. Я же вам уже сказал, что в номере у Николова произошла кража. И мы интересовались всеми, кто к нему приходил. Дежурная вспомнила и вас.
– Надеюсь, вы не подумали…
– Нет, не подумали. Тем более что вскоре вор был задержан, – я ловлю себя на том, что мне приятно вслух констатировать этот факт. – Но Николов исчез, а нам надо было, чтобы он опознал украденные у него вещи.
– Я представления не имею, куда он уехал, – Пирожков пожимает плечами и с вновь пробудившейся тревогой смотрит на меня. – Да не это сейчас главное: меня волнует безопасность дочери. Что же будет, товарищ Лосев? Что нам делать?