Индийская принцесса - стр. 83
Старинную бронзовую лампу под аркой ворот Хатхи-Пол (Слоновых ворот) уже зажгли, и двое из трех стражников, отложив мушкеты в сторону, сидели на корточках на каменном выступе возле караульной, увлеченно играя в кости и не обращая никакого внимания на шумную толчею людей и животных. Третий же переругивался с возницей телеги, переднее правое колесо которой уперлось в воротный столб, и никто не остановил двух усталых, запыленных путников, смешавшихся с толпой людей, спешащих домой.
Почти никто даже не заметил их, а те немногие, кто заметил, не так уж заинтересовались, чтобы присмотреться повнимательнее. Только в маленьких деревнях все знают друг друга в лицо и по имени, а население Бхитхора составляло почти тридцать тысяч человек, по меньшей мере десятая часть которых служила в том или ином качестве при дворе, а поскольку все они проживали на территории царского дворца, многие из них были незнакомы подавляющему большинству горожан, особенно обитателям бедных кварталов.
Аш знал все повороты и изгибы улиц, ведущих от ворот Хатхи-Пол к Рунг-Махалу, так как в свое время слишком часто ездил по ним, но остальной город он знал плохо и полагался на сведения, полученные от Манилала. Здесь не было никакой гостиницы или караван-сарая, где путешественник мог бы остановиться на ночь. Бхитхор располагался в стороне от больших дорог, и не многие путешественники имели желание посещать город, да никто здесь и не ждал их.
Легкость, с какой Аш и Сарджи проникли в город, уравновесилась трудностью поисков пристанища, и к тому времени, когда им наконец удалось снять комнату над лавкой угольщика и получить разрешение поставить лошадей под ветхий навес в углу двора, уже спустилась ночь.
Угольщик был дряхлым стариком, который, как и большинство бхитхорцев, почитал за правило не доверять пришлым людям. Но он был жаден, и, хотя зрение и слух у него ослабли с годами, они все же позволили ему увидеть блеск серебра и услышать звон монет. Он не стал задавать никаких вопросов, но не отказал себе в удовольствии немного поторговаться, после чего согласился пустить Аша и Сарджи на постой за сумму, при существующих обстоятельствах казавшуюся вполне приемлемой, и позволил остаться на сколь угодно долгое время – при условии, что они будут платить каждый день вперед.
Уладив этот вопрос и получив плату за первый день, он потерял к своим постояльцам всякий интерес. К счастью для них, остальные домочадцы тоже не страдали любопытством. Кроме самого угольщика в доме проживали три женщины (робкая тихая жена, такая же тихая теща и древняя старуха-служанка) и единственный сын, туповатый парень, помогавший отцу в лавке и, судя по всему, немой – ни Аш, ни Сарджи ни разу не слышали, чтобы он разговаривал.
В общем и целом у них имелись все основания быть благодарными неизвестному самаритянину, который оказался невольным свидетелем того, как им отказали в постое в другом доме, и посоветовал попытать счастья в угольной лавке. Здесь все сложилось как нельзя лучше. Хозяин не потрудился спросить, откуда они прибыли и по какому делу, и явно не интересовался такими вещами. Столь же явным и гораздо более важным представлялось то обстоятельство, что ни сам он, ни его домашние не имели склонности сплетничать с соседями.