Имперский колдун - стр. 32
Но, как человек увлекающийся, прочитавший множество книг, которые мама захватила с собой из столицы, из отцовского дома, Илар любил представлять себя одним из тех великих воинов, которые описаны в этих книгах. Тем более что, когда он пересказывал эти книги мальчишкам, с которыми водил дружбу, иногда ему приходилось изображать в лицах то, о чем он рассказывал. Так почему-то получалось убедительнее, интереснее. Вот и сейчас он представил себя Гедеором Великим, победившим дракона, летающее чудовище, похитившее прекрасную Каруну.
Кстати сказать, Илар всегда задумывался: а на кой демон этим самым драконам прекрасные девицы? Насиловать?
Ну, во‑первых, у дракона должно быть такое мужское достоинство, что несчастная Каруна лопнет, забрызгав стены пещеры нечестивца. Размеры-то дракона ого-го какие!
Во-вторых, какого демона ему насиловать эту девицу, ведь для него она уродка! Как для человека, например, старая плешивая ослица, увешанная репьями и присохшим дерьмом.
Если бы дракон своровал эту девицу, чтобы сожрать, это Илар бы счел вполне разумным объяснением. Так нет! Судя по книгам, тот держит ее где-то там в пещере или в башне месяцами, ожидая, пока какой-то придурок соберется наконец прийти и напасть на хозяина убежища.
Тут тоже был вариант – может, это ловля более вкусных объектов на приманку? А что, ходят себе герои и ходят, а он их жрет и жрет. А Каруна тем временем делается толстой, сытной, есть что положить на зубок!
Еще только начав читать эти книги, Илар как-то спросил у матери по поводу таких несуразностей, описанных в книгах, – мать долго смеялась, до слез, потом утерла глаза кружевным платочкам и сказала, что нельзя все эти истории воспринимать всерьез. Во-первых, никаких драконов в мире нет, это выдумки писак, создавших роман, а во‑вторых, в виде дракона тут изображаются жизненные невзгоды, беды, от которых главный герой и спасает героиню. И за это она ему очень благодарна, что и выказывает в конце романа. Это такой прием писателя, понимаешь ли.
Какой такой прием – Илар так и не понял, но решил позднее, как вырастет постарше, обдумать этот вопрос. Времени на обдумывание не нашлось, но тяга к представлению в лицах того, что Илар прочитал, осталась.
– Сдавайся, нечестивое чудовище! – громко продекламировал Илар. – Пред тобой великий воин Гедеор! Я снесу твою рогатую башку, на которую нагадили птицы курла!
Про нагадивших птиц Илар обычно добавлял специально для уличных мальчишек. Почему-то описание дракона с кучей дерьма на голове всегда вызывало у них приступ неконтролируемого смеха, от которого мальцы по минуте валялись в пыли у поленницы дров на заднем дворе трактира – любимом месте сборищ местных мальчишек.
– Не сдаешься?! Глупое создание преисподней! Тогда получи доброй стали от настоящего воина!
Чего доброго в этой самой стали, Илар тоже не знал, но, памятуя смех матери, переспрашивать не стал. По большому счету, какая разница – добрая или злая сталь, если ею можно выпустить кишки человеку или дракону?
Выпад! Удар! Стул, изображавший эпическое чудовище, не мог уклониться от ударов «великого воина», потому получил в спинку хороший рубящий удар, такой, что, будь этот тесак обычным тесаком, он бы оставил на дубовой спинке глубокую зарубку – Илар врезал им от души.