Империя тишины - стр. 41
Слабая улыбка едва затеплилась на его морщинистом лице, и он похлопал меня по плечу покрытой пятнами рукой.
– Ты же знаешь, Адриан, твой отец – очень занятой человек.
– Меня пытались убить! – Я показал на повязку вокруг ребер. – Думаете, он не мог найти время, чтобы проведать меня? Он вообще приходил? Хотя бы раз? А мать?
– Леди Лилиана не соизволила это сделать, нет. – Гибсон шумно втянул воздух. – Она велела уведомить ее, если тебе станет хуже. Что касается твоего отца… то…
Это все, что мне нужно было услышать.
– …То он очень занятой человек, – закончил я его фразу.
Слова были пустыми и хрупкими, словно ударопрочное стекло, пробитое пулей, осколки которого не осыпались лишь до тех пор, пока кто-нибудь их не потревожит.
– Твой отец… просил тебя подумать, как твои повреждения отразятся на репутации вашего дома.
Я навсегда запомнил, как Гибсон отвел взгляд, произнося эти слова, запомнил и то, какую боль они мне причинили.
Потрясенный, я зажмурился, стараясь сдержать подступившие слезы. Одно дело – понимать рассудком, что родители не любят тебя, и совсем другое – почувствовать это.
– Он велел вам так сказать?
Но ответа не последовало, что лишь подтвердило мою догадку. Посмотрев на Гибсона еще раз, я поразился тому, каким усталым он выглядит. Под серыми глазами старика появились темные круги, а между пышными бакенбардами проступил тонкий пунктир щетины. Я подумал, что этот человек просидел в кресле рядом со мной почти пять дней, все то время, пока я не приходил в сознание. В каком-то смысле у меня все-таки был отец, но его маску никогда не повесят под Куполом изящной резьбы.
– Вам нужно поспать, Гибсон.
– Да, теперь можно, когда я знаю, что с тобой все хорошо.
Схоласт забрал у меня воду и поставил на стол, рядом с моими вещами и медицинскими инструментами.
– Как можно скорее поговори с отцом.
– Гибсон… – Я ухватился здоровой рукой за его манжету; ремни натянулись, пальцы ослабели и онемели. – Он все отдаст Криспину.
Учитель посмотрел на меня безжизненными, словно покрытый мхом камень, глазами:
– Что он отдаст Криспину?
Не опасаясь видеокамер, микрофонов и всего прочего, спрятанного в комнате, я описал в воздухе круг ладонью и поморщился:
– Все.
Гибсон задумчиво постучал тростью по полу:
– Он еще не назвал наследника.
– Но разве он не сделал что-то вроде представления? После Колоссо.
Я чувствовал, что прав, и наверняка сжал бы руки, если бы одна из них не была заключена в рукавицу.
– Ничего похожего. – Гибсон снова постучал тростью. – После нападения на тебя и выхода твоего брата на Колоссо – а это, насколько я понимаю, было ужасно – у него не нашлось времени сказать что-то еще. Плебеи пришли в восторг от твоего брата. Я слышал, что Криспин был чуть ли не… галантным.
– Галантным? – Я едва не рассмеялся и почувствовал внезапное желание сплюнуть на пол. – Во имя Черной Земли, Гибсон, Криспин – настоящий маньяк! Да отвяжите же, черт возьми, мою левую руку, чтобы я мог пить самостоятельно!
Учитель исполнил просьбу и протянул мне стакан. Чувствительность вернулась к пальцам, и я обхватил тяжелый прозрачный пластик. Прыгающий дьявол Марло на стене словно бы усмехался, глядя на меня, и я сжал стакан с такой силой, что тот затрещал.
– Он знал! Он слышал, что сказал отец!
– А что сказал твой отец? – спросил Гибсон, наклонив трость.