Империя тишины - стр. 29

Он сделал паузу, все еще стоя спиной ко мне и поглощенный картиной с жутким островом.

– …Этим преемником будешь не ты.

На арене колизея группа из четырех лорариев, вооруженных парализующими дубинками, старалась утихомирить аждарха, в то время как трое других очищали площадку от останков рабов, посланных сражаться с внепланетным чудовищем. Я наблюдал за тем, как один из них разбрасывал лопатой опилки, чтобы скрыть следы крови. Многим здесь, не только мне, было нелегко смотреть на хищника с чужой планеты. Что-то в моих клетках противилось этому зрелищу, какая-то глубинная память о том, как должно выглядеть живое существо, память, восходящая к далеким временам, когда мир ограничивался изгибом горизонта. Аждарх был просто отвратителен. Внешне напоминал птерозавра, древнего гигантского ящера с кожистыми, как у летучей мыши, крыльями. С другой стороны, он был похож на дракона из легенд, с шипастым хвостом и изогнутыми когтями. Но его шея – длиной почти в два человеческих роста – от недоразвитой головы до грудной клетки раскрывалась в огромную пасть, усеянную кривыми, беспорядочно разбросанными зубами, которые шевелились, словно мандибулы.

Одна из лорариев – молодая рыжеволосая женщина – бросилась вперед и ужалила тварь дубинкой в не защищенный ничем, кроме кожи, бок. Чудовище испустило булькающий рев и отскочило в сторону, таща за собой тяжелую цепь с ухватившимися за нее тремя другими лорариями. Толпа заохала и завыла от восторга, а монстр плевался мокротой из раскрытого горла. Даже из безопасной ложи лорда, окруженной щитовой завесой, я разглядел внутри кровь.

– Следующими будут «Дьяволы», – сообщил Криспин, толкнув меня под локоть. – Ты готов?

– Как всегда.

Я вернулся к лежавшему на коленях блокноту и провел по листу правой рукой. Уголь уже начал размазываться, скрывая нарисованный мной профиль лейтенанта Киры. Отец послал нас с Криспином вместо себя на открытие сезона Колоссо. Сам он был сейчас у нашей бабушки в Артемии, где обсуждал с ней государственные вопросы.

С детства я ненавидел арену. Шум, боль и все остальное. Насилие вызывало у меня отвращение. Вопли зрителей резали мне уши, как и рев труб, усиленный акустической системой колизея, но голос диктора перекрывал и то, и другое. Запах немытых тел, смешанный с ароматом жареного искусственного мяса и металлическим привкусом крови, терзал мое обоняние ничуть не меньше, чем крики истязали слух.

И все же сильней всего меня ранило само это преступление против жизни, бессердечная утрата человечности. Я знал, что сражавшиеся были рабами, и, возможно, это оправдывало насилие в глазах многих. Но я только что видел, как летучий ксенобит растерзал в клочья трех человек, а дети на трибунах визжали от страха и возбуждения. Обнаженные по пояс мужчины, чьи тела были разрисованы в красно-золотые и красно-черные цвета, хлопали друг друга по плечам и наливались дешевым пивом, громко смеялись и оглушительно вопили, наслаждаясь зрелищем. Вид крови угнетал меня даже больше, чем новости о расправе на Цай-Шэнь, потому что здесь было что-то близкое, реальное. А люди радовались. Я часто задумывался, что подумали бы предки о нас и нашей страсти к насилию. Я слышал, что поколение, погубившее Старую Землю, порицало насилие в повседневной жизни. Какая ирония, именно те, кто развязал ядерную войну, управлял лагерями для беженцев и портил экологию, отказывались смотреть на кровавые развлечения. Возможно, они назвали бы нас варварами, те люди из глубокой древности.