Империи песка - стр. 73
– Так точно, полковник. Удаляемся. – Он повернулся к своим. – On y’va, messieurs[32], – сказал он, слегка поклонившись полковнику и махнув своим людям.
Те, посмеиваясь и отпуская шуточки, покинули двор, быстро забрались в седла и уехали.
– Отребье, – поморщился лейтенант.
– Ублюдки, – сказал полковник.
Один из солдат вырыл неглубокую могилу и похоронил крестьянина. Женщина с безучастным лицом наблюдала за происходящим, продолжая сидеть на том же месте. Дочка выглядывала из-под материнской руки. Когда настало время уезжать, майор Дюпре помог женщине встать и отвел в дом.
Огонь быстро погас сам. Сарай и все, что в нем находилось, сгорели дотла. Над пепелищем поднимались ленивые струйки дыма. Распорядившись готовиться к отъезду, Жюль зашел в дом. Женщина сидела в сумраке бедно обставленной комнаты, прижимая к себе дочь. Жюль остановился перед ними. От всего, что произошло, на душе у него было паршиво, однако нужные слова не находились.
Он осторожно протянул руку и коснулся волос малышки. Они были мягкими и напомнили ему волосы Поля в младенчестве. Постояв еще немного, он повернулся и вышел.
Спустя полчаса Жюль уже находился на вершине утеса, откуда они с майором Дюпре вели наблюдение за местностью. На севере виднелась черно-серая масса армии, продолжавшей медленно двигаться в сторону Ретеля. Пруссаки если и появятся, то где-то на востоке, хотя пока он не видел никаких признаков неприятеля. Жюль отправил два эскадрона на северо-восток и один на юго-восток, приказав встретиться к концу дня в деревушке Маршо.
После тщательного осмотра горизонта Жюль направил бинокль к подножию утеса и в долину, расстилавшуюся под ними. В поле зрения попал крестьянский дом. Жюля и сейчас преследовали глаза увечной крестьянки и испуганные глазенки ее дочери. При мысли о франтирёрах его горло наполнилось желчью. Ему было недостаточно сражения с пруссаками. Нужно разобраться и с этими скотами.
Как бы я хотел сейчас оказаться в авангарде этой армии, а не в ее тылу!
– Господин полковник! – вдруг тронул его за рукав майор.
Жюль посмотрел туда, куда указывал Дюпре. Солнце находилось у них за спиной, что позволяло видеть на многие километры. Жюль смотрел, и на его лице появлялась улыбка. Солнце ярко освещало всю процессию: копье в руках первого всадника, золотистые эмблемы на шлемах, белые пояса поперек груди, малиново-красные полосы по вороту и на манжетах, голубые с красной окантовкой попоны лошадей. Даже издали было отчетливо видно, кто это. Шестеро прусских уланов осторожно пробирались среди деревьев, росших внизу. С дороги их было бы не увидеть, но с места, где сейчас находился Жюль, уланы представали как на ладони.
– Позади них есть еще пруссаки?
– Non, Colonel, c’est une partie seulement[33], – ответил майор.
Прусский патруль был один, что соответствовало их практике действовать небольшими разведывательными группами. У Жюля сразу же повысилось настроение. Кровь понеслась по жилам. Пруссаки, наконец-то пруссаки! Чувствуя возбуждение хозяина, лошадь нетерпеливо перебирала ногами.
– Давайте угостим их, майор!
Жюль продолжил наблюдение и вдруг замер, когда в поле бинокля снова попал крестьянский дом.
– Merde! – выругался он.
– В чем дело, господин полковник?
– Франтирёры. Они вернулись.
Делеклюз и пятеро его головорезов все это время отсиживались в кустах, а когда убедились, что путь свободен, вернулись в дом. В бинокль Жюлю было видно, как они спешиваются. Делеклюз повел их в дом. Жюль знал, чего они хотят, знал, что сделают. При мысли о беде, которая вот-вот случится в доме, у него снова закипела кровь.