Илон Маск - стр. 10

Мэй с детьми переехала в дом, стоящий на побережье неподалеку от Дурбана, примерно в 610 км к югу от Претории и Йоханнесбурга, где она попеременно работала то моделью, то диетологом. Денег было немного. Она покупала детям подержанные книги и поношенную школьную форму. Иногда в выходные и праздники мальчики (обычно без Тоски) на поезде ездили в Преторию повидаться с отцом. “Он отправлял их назад с пустыми руками, без новой одежды, поэтому я была вынуждена покупать им все сама, – вспоминает Мэй. – Он говорил, что в конце концов я вернусь к нему, потому что не смогу жить в нищете, не имея возможности их прокормить”.

Ей часто приходилось уезжать на работу моделью или на лекцию о питании, оставив детей одних дома. “Мне не было стыдно, что я работаю полный день, потому что у меня не было выбора, – говорит она. – Моим детям приходилось самим о себе заботиться”. Свобода научила их полагаться на себя. Когда они сталкивались с проблемой, она неизменно говорила: “Вы справитесь”. Кимбал вспоминает: “В маме не было мягкости и ласки, и она постоянно работала, но это пошло нам на пользу”.

Илон стал настоящей совой и читал книги до рассвета. Когда в шесть утра в комнате матери зажигался свет, он залезал в постель и засыпал. Из-за этого ей трудно было разбудить его в школу, а когда она уезжала, он порой приходил на уроки только к десяти часам. После нескольких звонков из школы Эррол решил отсудить себе право опеки над детьми и вызвал в суд учителей Илона, модельного агента Мэй и всех соседей. Прямо перед началом процесса Эррол отказался от своих намерений. Каждые несколько лет он снова запускал судебное производство и снова бросал дело на полпути. Вспоминая об этом, Тоска плачет. “Помню, как мама сидела на диване и всхлипывала. Я не знала, что делать. Мне оставалось только ее обнять”.

Со сломанным зубом и шрамом

И Мэй, и Эррол жаждали скорее драмы, чем домашней идиллии, и эту черту они передали своим детям. После развода Мэй стала встречаться с другим агрессивным мужчиной. Дети ненавидели его и при всяком удобном случае засовывали ему в сигареты крошечные петарды, которые взрывались, стоило только ему прикурить. Вскоре после того, как он предложил Мэй выйти за него замуж, от него забеременела другая женщина. “Она была моей подругой, – говорит Мэй. – Мы вместе работали моделями”.

В десять лет Маск принял судьбоносное решение, о котором потом пожалел: он решил переехать к отцу. Он в одиночку приехал из Дурбана в Йоханнесбург на опасном ночном поезде. Увидев отца, который встречал его на вокзале, он “засиял от радости, как солнце”, говорит Эррол. “Привет, пап! Может, по гамбургеру?” – воскликнул он. Той ночью он забрался в постель к отцу и спал с ним рядом.

Почему он решил переехать к отцу? Когда я задаю этот вопрос, Илон вздыхает и замолкает почти на минуту. “Отец был одинок, очень одинок, и мне казалось, что я должен быть с ним рядом, – наконец отвечает он. – Он обвел меня вокруг пальца”. Кроме того, Илон обожал свою бабушку, мать Эррола Кору, которую называл Наной. Она убедила его, что несправедливо, что матери Илона достались все трое детей, а отцу – ни одного.

В некотором отношении этот переезд не представляет загадки. Илону было десять лет, он плохо умел вести себя в обществе и совсем не имел друзей. Мать любила его, но была загружена работой, постоянно отвлекалась на другие дела и казалась совершенно беззащитной. Его отец, напротив, был чванливым и мужественным – крупный мужчина с большими руками и пленительной харизмой. В своей карьере Эррол Маск пережил немало взлетов и падений, но в тот период был на коне. Он ездил на золотистом кабриолете