Иллюстратор - стр. 22
Последние штрихи – и портрет готов. Думаю, получилось. Сердце предательски колотится, когда я разворачиваю моё творение, представляя его на обозрение своей подруге.
Аурелие поднимается, всматриваясь в портрет пристально, изучающе, немного хмуря брови.
– Точно в отражение гляжу… Спасибо, Камаэль, удивил! Ты – художник! Теперь и я в это верю, – с улыбкой произносит она.
Невероятное облегчение и радость, лёгкость, восторг, счастье принесли мне эти добрые слова. Я не успеваю опомниться, как изящные руки обвивают мою шею. Ощущаю холод её пальцев; странно, но от этого холода всё тело бросает в жар. Наши лица так близко, и нет нужды просить разрешения… Я касаюсь её губ своими, переступая грань, где весь мир сужается до единственного реального чувства, которое имеет место быть здесь и сейчас, где лучи времени сходятся в одну точку бесконечного настоящего… где нет ничего, кроме этого чувства.
Так проходят дни и ночи, закаты и рассветы. Мы уславливаемся о встрече, стремимся друг к другу, влекомые неведомой силой. Сила, которая влечёт меня к Аурелие, подобна вихрю, он мнится мне ледяным и одновременно обжигающим. Но меня не покидает ощущение, что эта сила не бесконтрольна, что она управляема своим создателем, и создатель этой силы – не кто иной, как сама Аурелие. Скорее всего, эти мысли – порождение страха от вполне понятной боязни её потерять. Но, глядя на то, как уверенно держится Аурелие, видя выверенность каждого её движения, рассудительность и даже местами холодность, я склоняюсь к тому, что рациональное зерно в моих предположениях есть.
Как-то раз мы гуляем по засыпающему в объятиях предвечерья лесу. Закатное солнце ласкает плечи Аурелие. Покрывая её лицо поцелуями, я признаюсь, что до безумия счастлив. Немного отстранившись, она произносит со снисходительной улыбкой:
– А я безумно рада, что счастье для тебя так легко достижимо! – И смеётся низким голосом с чуть различимой хрипотцой.
Признаться, не такой реакции я ожидал и немного опешил.
– А ты, Аурелие… разве ты не счастлива? – спрашиваю я и, помедлив, добавляю: – Быть со мной?..
Тут же прильнув ко мне, она шокирует меня вновь – как быстро сменяются в ней лёд и пламя!
– Мне правда-правда очень хорошо с тобой, Камаэль! Но счастье – это нечто большее, я очень осторожно отношусь к этому понятию. Для меня это совершенство, абсолют, – отвечает она, обнажая тыльную сторону запястья, на котором красуется знак очкастой совы. – Знания – вот моё счастье. Я хочу постичь все тайны мира, и только тогда смогу сказать, что счастлива. Нам так мало известно о нашем Верхнем мире, а о Нижнем мире людей – и вовсе ничего. Мы знаем о своём предназначении, но кто дал нам его, кто рисует на наших руках эти знаки, нам неизвестно. И что, если я желаю быть предназначенной для чего-то иного… или вовсе не хочу исполнять предназначение?
– Знаешь, – произношу, – я задумывался о похожем. Но эти мысли улетучились, словно гонимая ветром пыль, как только я усвоил главное: нам известно, что мы несём свет, а свет прекрасен, и я никогда не откажусь от предназначения быть посланником прекрасного.
– Ты видишь и рассуждаешь как художник, не как учёный. А ты не задумывался, что эти невидимые незнакомые существа – люди – будут делать с твоим прекрасным светом? – раздражённо замечает Аурелие. – Вдруг они исковеркают твоё искусство, воспользовавшись полученным умением, и вместо шедевров начнут творить жалкие непотребства на потеху безмозглой толпе? Или, вооружившись знаниями, полученными моими стараниями, начнут сеять зло и разрушение в угоду личным интересам? Останется ли тогда твоё хвалёное предназначение благом?