Размер шрифта
-
+

Их женщина - стр. 12

– Элис, если я еще раз узнаю, что ты пропустила уроки… – Рычит он мне в спину.

И меня это жалит больнее кнута.

Разворачиваюсь и ору ему в лицо:

– Да буду я ходить в твою чертову школу! Ни одного гребаного урока не пропущу! И с ботаником этим твоим буду заниматься! Все ради того, чтобы выучиться и скорее свалить из этого дома и из твоей никчемной жизни, хренов эгоист!

Вижу, как отец краснеет от гнева и медленно поднимается из-за стола, поэтому спешно добавляю:

– Прямо сейчас и пойду.

И, высоко подняв подбородок, топаю к двери. Распахиваю ее и вываливаюсь на улицу. Сердце стучит где-то в горле, коленки трясутся. У меня всего секунда, чтобы решить: идти поперек его воли или позорно подчиниться. Но ноги сами уже несут меня к большому светлому дому напротив.

Иду. Быстро стряхиваю слезу и отгоняю воспоминание, которое преследует меня последние восемь лет.

Мы в суде. Родители разводятся. Удар молотка, и меня начинают оттягивать назад, отнимают от мамы. Я тяну и тяну к ней свои тощие ручки, плачу, не понимаю, как такое может быть. Почему нас разлучают? А она виновато закусывает губу и прижимает ладони к своей груди. Словно ей сердце вырезали.

Мы смотрим друг на друга очень долго, наши взгляды не разорвать, как и нашу связь. Мы едины. Но ровно до того момента, пока отец не выносит меня из зала на своих руках.

Я останавливаюсь, выдыхаю и решительно стучу в дверь напротив, умоляя, чтобы внутри никого не оказалось. Незаметно смахиваю еще одну подступившую слезинку. Робко оборачиваюсь и вижу папочку, застывшего у окна.

«Пусть никого не будет дома. Пусть не будет».

Но из-за двери доносятся неторопливые шаги. Три, два, один. Сердце замирает.

– Привет, – хмыкаю я, когда передо мной предстает мальчишка.

Выше меня на полголовы. Медно-рыжая копна волнистых волос, тонкий, прямой нос, сжатые в линию искусанные губы и пронзительные зеленые глаза.

Сначала он бледнеет, словно привидение увидал, а затем начинает медленно покрываться краской. Сперва краснеет его шея, затем подбородок, щеки, лоб. Совершенно белая кожа вмиг становится пунцовой, и выглядит это так, будто он сейчас закипит, как чайник. Вот-вот пар из ушей повалит.

– А…Э… – мычит он, выпучив глаза.

Приступ у него, что ли, какой? Начинаю переживать за парня.

– Слушай, – говорю, оглядываясь назад, – ты бы хоть улыбнулся, а?

– Э… – Точно немой, блеет он.

Сглатывает неприлично громко и широко распахивает свои глазищи.

– Понятно. – Нервно почесываю свой лоб, а затем пристально смотрю в его лицо. – Ты Майкл, да?

– А…да…

– Значит, так, Майкл. Ты сейчас улыбаешься, делаешь вид, что рад меня видеть. Я улыбаюсь тебе в ответ и вхожу, потому что моему папочке позарез нужно, чтобы я подружилась с кем-то из местных. Лады?

– Ы… – коротко кивает парень, делая неуверенный шаг назад.

Наверное, это означает «лады».

Поэтому я с облегчением шагаю внутрь. Уши рыжего к этому времени делаются уже адски пунцовыми. Боюсь, если прикоснуться к ним, можно знатно обжечься.

– Ну, привет, сосед. – Оглядываюсь по сторонам. – Рассказывай, как жизня?

Майкл


Она проходит в гостиную, а я наваливаюсь на дверь, чтобы не потерять сознание. Пользуюсь тем, что можно отвернуться и отдышаться. А еще несколько раз проорать про себя: «Господи, это что, все реально?!»

Медленно тяну носом воздух, выдыхаю, оборачиваюсь и… застываю. Элис стоит, сложив руки на груди в замок, и пристально смотрит на меня. У меня в горле моментально пересыхает, ноги делаются ватными, а мозги, которые способны в уме складывать шестизначные числа, напрочь отказываются подчиняться.

Страница 12