Игры с огнем. За гранью - стр. 17
И добавил:
— Думаешь, хоть один из новобранцев за все годы моей службы задал мне те же вопросы, что и ты? Да как же. Не знают толком ничего. И мало того, что не знают — так еще и не интересуются! А ведь они не как ты сюда являются — годик отбыть, и всё, домой, на гражданку. Они служить сюда приезжают!
Я отхлебнула чая, упорно и молча рассматривая стойку перед собой.
Лесть, конечно, штука хорошая.
И слушать, насколько я всех лучше (ага, всех умнее, всех румяней и белее), без сомнения, приятно.
Но и я у себя — одна-единственная, случись что — другой не выдадут.
Мне было что сказать капралу на его расчеты. Я перебирала слова, заполнившие голову. Они все были справедливыми. Обоснованными и логичными. Они все были правильными.
Я удержала их при себе.
Просто в тот момент, когда я уже готова была вывалить их наружу, Ивлин Маккой в моих мыслях спросил с усталым интересом:
«Тебе в твоем белом пальто не жарко?»
А еще — «Жизнь чуть-чуть сложнее, чем инструкция».
И «Полковник мужик жесткий, за то время, что он командует частью, здесь ни одного форс-мажора не было».
Эрик Тревор, уставший ждать, заявился на склад как раз тогда, когда я молча расписывалась в ведомости. В ней не была проставлена маркировка, но в моем вещевом мешке лежала экипировка, строго соответствующая регламенту.
За это время ярость моя сдулась, оставив усталость и разочарование. Разочарование, в основном, собой.
Прав был лейтенант Маккой, ой, прав.
Отстранить мены, конечно, зря пытались, тут я права на все сто, и идти в этом вопросе надо до конца — но жизни я не знаю.
Шагая рядом с лейтенантом Тревором в новенькой, не обмятой еще форме, созерцая собственные берцы, я вдруг подумала, что Маккоевская правота мою собственную только подтверждает.
И раз уж подрастающая магическая аристократия жизни не знает, то ее уж точно не ограждать от службы надо, а наоборот — погружать в эту самую службу с головой.
Приобретения жизненного опыта ради.
Эрик Тревор, галантно отобравший мой вещмешок и теперь тащивший его на плече, заливался соловьем.
Хотя, какой он соловей? Будет павлином. Белым.
И Тревор «был»: распускал хвост, выпячивал грудь и всячески красовался.
А я что, мне не жалко, хочет человек грузы таскать — так что ж, мешать ему в этом благородном деле?
Майор Лисовский вылетел невесть откуда совершенно внезапно. Вид имел взмыленный, запаленый. Так и захотелось пристрелить его, бедолагу, из жалости.
Ему, наверное, тоже хотелось в отношении меня чего-то аналогичного, но сегодняшний день был жесток ко всем, не к одной только мне. И эта совершенно не альтруистическая мысль бодрила и добавляла желания смотреть в будущее с оптимизмом.
Майор зыркнул на меня злым взглядом, но рыкнул всё же на моего спутника:
— Лейтенант Тревор! Что это такое?! Кто позволил вам нести вещмешок мисс Феррерс?! Подобными действиями вы пятнаете честь аристократии, ставя под сомнение ее самостоятельность и обороноспособность! Немедленно отдать вещмешок хозяйке!
Вытянувшийся в струнку Тревор послушно сбросил ношу с плеч, и у меня сердце екнуло, когда он шлепнулся на землю.
Ах ты ж!..
Там же месячный магический боезапас!
Он, конечно, упакован и уложен, и навредить ему — это нужно еще суметь, но…
Кто ж так швыряет артефакты?!
Хвост павлиний — мозг куриный!
— Мисс Феррерс, — елейно обратился ко мне майор, — уверяю вас — подобное больше не повторится! Вам не о чем переживать! Никто больше не будет ограничивать вас в вашем желании служить на общих основаниях!