Игры лукавого - стр. 9

– Саша, где Аня?! – затормошила она ничего не соображающего со сна парня. – Вы поссорились, что ли?

– Лерка, ты дура, да? – Сашка потёр глаза и сердито уставился на девушку. – Чего орёшь? В туалет, наверное, побежала Анька твоя! Или во дворе гуляет…

– Какой туалет? Какой – гуляет? – возмутилась Лера. – Ты на улицу-то выгляни! Там от крыльца на два шага не отойдёшь – провалишься к чёртовой матери!

Сон как рукой сняло. Сашка выпрыгнул из спальника и рванул из избы. Жижа ту же жадно впилась в босые ноги, втягивая их в себя как макаронины. С трудом Сашка докарабкался до крыльца и уныло посмотрел в сторону леса.

– Ну, она же лёгкая, как пушинка! Может, всё-таки до какой-то избы добежала? Или до машины… А теперь отсиживается там.

Лера с Семёном переглянулись, но ничего не ответили. Аня не вернулась ни к обеду, ни к ужину. Ребята то и дело выходили на крыльцо и громко, до хрипоты звали подругу. За день погода прояснилась, солнце палило вовсю, позволяя надеяться, что земля скоро подсохнет и затвердеет.

– Точно, в машине сидит, – бормотал Сашка и заглядывал друзьям в глаза. – Доползла до неё и теперь дрыхнет.

Семён не решился сказать Сашке, что машину он вчера запер, а ключи – они как лежали, так и лежат у него в кармане.

К утру земля действительно подсохла и ребята смогли выйти из избы. До самой темноты они обходили полусгнившие дома, дошли до леса, но никаких следов не нашли. Ребята уже повернули обратно, когда взгляд Семёна упал на огромный дуб, росший у самого края леса. Дуб был стар, с пересохшей, крошащейся корой, зато мох вокруг него ярко и весело зеленел. На пару шагов левее дуба из влажной взрыхленной земли торчал светлый корень, до ужаса напоминающий растопыренную пятерню. Семён подошёл ближе и наклонился. Желудок его среагировал быстро – Семёна тут же вывернуло наизнанку.

– Господи… оно шевелится!!! – прохрипел Семён сквозь рвотные позывы. – Оно… живое…

На негнущихся дрожащих ногах подошёл Сашка. Он долго смотрел на пятерню, на Семёна и отказывался верить своим глазам, до тех пор, пока не посмотрел наверх. Тогда он завыл – дико, безысходно, тоскливо. Лера проследила за его взглядом и тишину мёртвой деревни разорвал вопль. С дерева свисала прядь волос. Огненно-рыжих – как у Ани.

***

Сашка пил всю ночь. Пил и не пьянел. Он метался по избе, выбегал на улицу, носился как сумасшедший по деревне и вопил:

– Забери меня, слышишь?! Чем бы ты ни было! Забери меня и верни её! Отдай Аню! Аня! Анюта!!!

И, в конце концов, он был услышан. Изба зашаталась – несильно, так, будто кто-то осторожно её передвигает. Из земли под крыльцом что-то вылезало. Ветвистое, чем-то даже похожее на человека, с растопыренными корнями-руками, с лицом, слепленным из потрескавшейся глины, с пропастями вместо глаз, и ямой-ртом.

– Саша! Беги! – закричала Лера, но было уже поздно. Тварь обвила его корнями и с довольным урчанием потащила под землю.

Семён вытащил Леру на улицу и потянул за собой. Они бежали через лес, через овраги. Им вслед неслись крики, детские голоса, надрывный плач. Останавливаться надолго Семён и Лера опасались, то бежали, то шли, пока небо над ними не начало светлеть.

На рассвете они вышли на поляну и оцепенели от страха. Поляна была окружена костями – черепа, позвоночники, ребра, бедренные кости, а в центре… Внутри круга сидела Аня – живая, только с чужими глазами, чёрными как сажа.