Игры духа Гиша - стр. 23

– Дух Гиш говорит, чтобы ты разбил череп и сломал посох, – сказала Язык. – Теперь символом власти будет железный топор.

– Могу я оставить его на память? – спросил Рука. – Я сделал его двадцать лет назад, когда остался только я, женщины и дети. Остальные охотники погибли. Я добывал еду со старшими детьми, чтобы прокормить всех. Помнишь, Черный? Медвежонок потерял мать и сам выбежал к нам из леса, плача и умоляя о помощи, а нам было нужно мясо.

– Ели улиток и жуков, и травы, и все, что попадалось на пути, – сказал Черный. – Хорошее было время. Казалось, что солнце светит ярче. Заметь, старый, мы никого из своих не съели, как-то выкрутились.

– Хорошие, говоришь, были времена… – проговорил Рука. – И сейчас тебе все нравится?

– Очень. Все, что происходит с нами сейчас, происходит впервые. Новое бодрит, освежает. Мне казалось, что я уже все видел и все знаю, к счастью, я ошибался, – Черный взял посох и слегка ударил им о скалу, череп медвежонка треснул, как яичная скорлупа. – Изменения обнадеживают. Слабость будет вырвана с корнем, выживут только сильные, которые дадут крепкое потомство.

– Слабые – это я? – спросил Рука.

– Ты слаб телом, но силен духом. Хотя… зачем тебя кормить, ведь детей ты уже иметь не можешь?

– Старики – хранители преданий прошлого, мы память, мы знания, – ответил Рука. – Без нас дети встанут на четыре лапы и обрастут шерстью.

Черный надавил коленом на посох и легко переломил дерево: “Старая трухлявая палка”.

– Нам нужно держаться вместе, чтобы сохранить племя, чтобы дети выросли и стали охотниками, чтобы женщины рожали, чтобы я спокойно умер в своей хижине. У тебя, Черный, злая сила, не оберегающая, не помогающая.

– Не делай людям добро и не услышишь оскорблений. Забыл, старый, как я приносил тебе лучшие куски: мягкую печень, нежные легкие, внутренний жир, у тебя же нет зубов. А носорожья шкура с длинной теплой шерстью, которая устилает пол твоей хижины, забыл? Я мог взять ее себе, но нет, я попросил женщину выделать ее как можно быстрее и отдал тебе.

– Я поджигаю золотистые колючки, – сказала Чувство.

Она раздула угольки, лежавшие на козьей лопатке, высыпала их на кострище. Сухая трава быстро занялась и выталкивала из себя густой горький дым. Старшие дети заложили жертвенные подношения сухим хворостом, огонь с радостью принял его в свои жаркие объятия.

Ночь была душной. Глаза ворочалась на шкурах, долго не могла уснуть. В шатер вполз ее муж Волчья лапа, она узнала его по запаху.

– Спишь, Лисьи глаза, – спросил Волчья лапа и лег, как обычно у противоположной стены.

– Я взяла себе новое имя. Теперь меня зовут Глаза. Вы вернулись, мы ждали вас позже?

– Да, как видишь, я здесь. Я скучал.

– Теперь тебе нужно будет взять новое имя, состоящее из одного слова. На стойбище много перемен.

– Я скучал. Ты мне снилась. Дважды.

– Скучал… – Глаза приподнялась на локте.

– Что в этом удивительного? – Волчья лапа подполз к ней и обнял.

– Ты не хотел меня, спал у другой стены. Давно, очень давно ты меня касался.

– Не выдумывай… – Волчья лапа поцеловал ее в губы и просунул руку под шкуры между ее горячих ног.

Глаза выгнулась и простонала: “Не останавливайся”.

Волчья лапа лег сверху и нежно вошел в нее. Он плавно двигал бедрами, покусывал ее соски, гладил спину. Сладкая судорога скрутила тело Глаз, но Волчья лапа не