Игрушка для хищника - стр. 25
Сам не замечаю, как рука опускается ниже, поглаживая с внутренней стороны ее бедро.
Распахиваю двумя пальцами ее губки, прикасаюсь к складочкам, - нежные, розовые, ароматные. Такие сочные, что начинаю рвано дышать, - на вкус их попробовать хочется. Сжать губами и полоснуть зубами, - чтобы дернулась, чтобы снова начала стонать и извиваться, - только не от страха, не от ужаса этого своего дурацкого, а от страсти.
Прижимаю тугой бугорок клитора, дергаясь вперед. Блядь, какая же нежная, какая сладкая! Обо всем забываю…
Она всхлипывает и оседает на кровати, обреченно уронив голову в подушку и закрыв ее руками. Бляяяядь!
Снова включается сознание, напоминая, кто она и что у нас здесь происходит. Бросаю ее ноги, приказав не шевелиться, - на этот раз уже не дергается, слушается. Обхожу постель и хватаю ее за подбородок, заставляя поднять голову, посмотреть на меня. Так и я думал, - слезы по щекам катятся. И ужас этот снова в глазах.
И, блядь, хочется вцепиться себе в волосы руками и рвать их. Потому что глаза эти заставляют меня чувствовать себя последним конченным мудаком, который обидел маленькую наивную куклу. Тем, которых сам убивать сто раз готов.
Только она, блядь, - ни хера не наивная и не маленькая! От таких, как она, защищать других нужно!
- Не дергайся, - хрипло бросаю, глядя в огромные серые глаза, полные слез. – Спина у тебя поранена. Посмотреть и полечить надо. Поняла?
Нет, кажется, не понимает. Смотрит на меня как-то совсем бессмысленно. И глазами даже не хлопает, будто застекленела совсем.
- Света, - уже гаркнул, и она снова дернулась, как от удара, но взгляд уже стал осмысленным. Наконец-то.
- Ты есть хочешь? – уже мягче. – Пить?
Кивает в ответ, закусывая губу и снова глаза закрывает. И сразу же начинает мотать головой. Не хочет, можно подумать. Да ладно.
- Я приду сейчас. Ты тут – без глупостей, хорошо? Понимать должна, что злить меня и сбегать – самое худшее, что тебе может прийти в голову. Да?
Снова кивает, - ну, хотя бы какой-то контакт.
Спускаюсь на кухню. Набираю в тарелку мяса с холодного, оставшегося со вчера шашлыка. Не самое лучшее, в принципе, но все равно ничего другого нет, - обычно я и парни питаемся мясом. Подумав, прихватываю бутылку коньяка и воду, сгребаю по дороге аптечку.
Не боюсь, что девчонка сбежит, - найти ее дело секунды. Только надеюсь, что мозгов оставаться на месте у нее хватит, - не хотелось бы снова учить уму-разуму.
По дороге захожу к себе – надо же переодеть мокрые штаны, а то хожу тут и капаю, как идиот, совсем о них забыл! А еще – мне совсем не нравятся эти вот двоякие чувства к девчонке. И злость и одной стороны пробирает, и тут же заботиться хочется. Жалко ее, - маленькую такую, такую нежную и кукольную, - но, блядь, я же знаю, чья она дочь и чем занимается! Я тут не в кормешку с аптечками играть с ней должен, а бить так, чтобы живого места не осталось! И драть до посинения! А вместо этого, как идиот, думаю, как бы спину ей обработать и стояк унять пытаюсь! А еще – хочу, чтобы от наслаждения подо мной стонала!
Разрывает меня, ох, как разрывает! На части, - и ничего поделать с этим не могу! Паршиво!
Когда ярость клокочет или желание, - тут все понятно! Но, когда вот так, на два разных полюса, - это уже совсем лютая херня! Сам на себя злюсь, сам себе становлюсь противен, - то от того, что сделал с ней, - и вдруг приласкать, исправить все хочется, - то, блядь, от того, что нежничаю с дочерью ублюдка этого! С девкой поганой, взявшей на себя самую мерзопакостную часть его бизнеса! И не отказалась же!