Игра на выживание - стр. 22
Конечно, он пробовал стрелять.
Однако зверь был явно заговоренный.
Картечь секла листья вокруг него, пули разносили в щепы небольшие деревца, а косолапая тварь лишь исчезала в зарослях, чтобы несколькими часами позже вновь появиться в том месте, где только что прошел человек.
При всем при этом росомаха не нападала.
Она могла рычать издалека или ронять слюну на свежий человеческий след, вертеться вокруг ночного костра, но никогда не бросалась в атаку, даже когда ружье оказывалось на плече, а костер был погашен. Она гнала его к какой-то цели, благо еще, что маршрут бегства совпадал с направлением, которое указывал «маячок».
Через несколько дней, когда человек смирился со своим неожиданным спутником, он обнаружил некоторую странность во всем происходящем. Он видел вокруг себя дикую природу, полную самых агрессивных видов флоры и фауны, которые были бы не прочь полакомиться его костями и внутренностями.
Однако прямых нападений на свою особу он не наблюдал.
Конечно, когда он неосмотрительно наступил на нечто, показавшееся ему гранитным валуном, то струя яда, брызнувшая из-под того, что казалось мхом, едва не лишила его зрения, наградив уродливыми ожогами на ладонях. Полупрозрачные гиганты, внутри которых переливались отвратительные кишки кислотных тонов, едва не растоптали его, ненароком помешавшего их брачным играм.
Но все эти опасности он сам накликал на свою голову.
Никто целенаправленно на него не охотился.
Это было непреложным фактом, опровергающим ту информацию, которую он получил вместе с маячком накануне отправки.
Никто, кроме Следопыта.
Размышляя на ходу и у костра, человек пришел к парадоксальному выводу – зверье этого мира, или этой части мира, боится становиться на пути охотника. Ничего устрашающего в его Следопыте не было. Он даже был иногда больше комичен, чем грозен. Ну – не по-звериному сообразителен, так что же с того. На равнине мужчина видел издалека таких тварей, при одном взгляде на которых хотелось бросить все и тихо застрелиться.
В поднебесье ветра носили на крыльях совершенно немыслимые силуэты, которые совершенно не походили на орлов-переростков.
А вот поди ж ты…
Если его гипотеза была верна, то зверь заслуживал некоего уважения.
«Вот оно, додумался. Так, наверное, и сходят с ума заплутавшие в тайге беглые зэки. Впрочем, о чем-то подобном я читал. Психология жертвы, которая от безысходности и ужаса начинает пламенно любить своего палача».
Действительно, без росомахи ему становилось одиноко. И человеку с некоторого времени стало наплевать, придумал он себе сказку о том, что никто не хочет становиться на тропе косолапого загонщика, или нет. Он брел по диким краям, не столько ужасаясь опасным зверям, попадавшимся на его пути, сколько поражаясь бесконечности форм, которыми манипулировала здешняя природа в процессе эволюции. И за ним брела в тени деревьев приземистая фигура, упорно и целеустремленно, словно бы ожидая того мгновения, когда жертва сама, отбросив ружье, бросится на ее клыки и когти.
Человек не знал, что попал в число тех несчастных, кого игра слепого случая забросила на почти максимальное расстояние от опорной базы, куда звал маячок. Не знал, что десятки ему подобных, гораздо лучше вооруженных, находящихся ближе к заветной цели, были растерзаны, задушены и заклеваны.