Игра - стр. 19
– Потому что жертва – это я. Я, – Серафина поерзала на стуле и выглянула в узкое окно. – Ему просто повезло, что я ранила его несильно.
– Любопытное замечание.
Порой такое случалось. Люди цеплялись к конкретным словам или фразам. А почему – она не понимала.
– Мне известно, что ваша учительница, прибежавшая к вам на помощь в спортзал, рассказывала, что ты держалась на удивление спокойно, – сказала доктор Блум. – Полицейские предположили, что из-за шока.
Серафина молчала: вопроса не было, не на что отвечать.
– Но что меня особенно заинтересовало, так это как о случившемся рассказала Клодия. Тебе сообщили о показаниях твоей подруги?
– Откуда вы все это знаете? Вы же говорили, что не работаете на полицию.
– Так и есть, Серафина. Я работаю на тебя и твою семью. Мне рассказала твоя мать.
Ну конечно, ее тупая мать раскудахталась при психологе: на все готова ради своей дозы внимания. Серафина сделала глубокий вдох, подавляя ярость. Здесь ей не место.
– Ты знаешь, что Клодия отрицает твои показания? – спросила доктор Блум. – По ее словам, ты напала на мистера Шоу еще до того, как он проявил хоть какой-то интерес к тебе.
Серафина улыбнулась: все это она уже проходила с констеблем Уоткинс.
– По-моему, у Клодии такое состояние, как бывает у людей, которые сочувствуют своим мучителям. И ей не нравится, что он хотел и меня.
– Стокгольмский синдром?
– Это он бывает у жертв похищения?
Доктор Блум кивнула:
– У них формируется привязанность к обидчикам. Так ты утверждаешь, что показания Клодии ошибочны?
– Да.
– Она также припомнила, как ты сказала мистеру Шоу: «Может, лучше выбрали бы себе ровню?» Это тоже неправда?
– Нет, – ответила Серафина. – Это я сказала.
– Почему?
Серафина пожала плечами:
– Так ведь говорят. Это просто слова.
– Ты намекала, что его ровня – ты?
Серафина расцвела нежнейшей улыбкой. Она отрепетировала ее перед зеркалом.
– Естественно, нет. Я же девушка.
– Я не подумала, что ты имела в виду физические возможности. – Блум налила воды из графина в два стакана. – Ты часто думаешь о случившемся? – спросила она.
– Иногда.
– В каком ключе?
Серафина не поняла. Покачала головой.
– Расскажи, о чем ты думаешь, когда вспоминаешь об этом. Вопрос без подвоха, Серафина. Просто я пытаюсь понять, что тебе особенно запомнилось в этом инциденте.
Кровь. Густая, красная, блестящая кровь. Было столько крови…
– Думаю о том, как он лежал на полу.
– После того как ты ударила его?
Серафина кивнула.
– Он корчился на блестящих половицах. Хватался рукой за шею. Наверное, пытался остановить кровь.
– Еще что-нибудь?
– Потом его рука упала на пол, он затих. Я видела, откуда льется кровь – она струилась сбоку по его шее, – но самого отверстия не различала.
– А почему ты хотела увидеть отверстие?
А с какой стати мне не должно было хотеться его видеть?
– Хотела узнать, ровные у него края или рваные.
– Зачем тебе это знать?
Серафина нахмурилась. Она надеялась, что Блум поймет, что у нее, Блум, интеллект выше среднего. Но, наверное, нет.
– Затем, что это интересно.
Доктор Блум кивнула. Теперь она поняла.
– И часто ты думаешь о том происшествии?
Постоянно. Ничего удивительнее со мной еще никогда не случалось.
– Немного.
– В то время тебе не хотелось помочь ему?
– Он не заслуживал никакой помощи.
– Почему?
– Потому что он извращенец. Насильник.