Иголки и кружева - стр. 34
Так прошли годы. Однажды отец объявил, что нашёл мне жениха, но до замужества мне нужно подождать ещё несколько лет.
В тот вечер я расплакалась. Впервые за долгое время. Мне давно хотелось вырваться из дома, но не для того, чтобы сразу оказаться под надзором мужа. Вряд ли отец выбрал мне кого-то добросердечного. Когда я представила, что муж будет таким же как папа, слёзы потекли сами собой.
– При муже ты плакать не должна.
Это всё, что сказал тогда отец. Он и мать оставили меня под надзором слуг, а сами ушли совещаться. А я всё рыдала и рыдала. Никто не проявил ни капли жалости. Полагаю, слуги боялись родителей… И не зря.
Когда они вернулись, то велели мне идти в комнату. В ту самую, без окон. Когда я зашла и проследовала к кровати, я ещё не понимала, что меня ждёт.
А ждало меня то, что я осталась в этой комнате на… Я даже не знаю, сколько прошло времени. Не один год. Меня не выпускали даже в другую часть дома. Я жила в одной комнате, не видя солнечного света. Учителя продолжали ходить ко мне, но всё реже и реже. Наверное, они не одобряли решения моих родителей. В конце концов они перестали появляться. Заходили только слуги. Только двое. Те, которым было безразлично, что творится вокруг. Мне приносили поесть. И всё. Душ я тоже принимала в комнате. Над тазом. Мне чудилось, что я перестаю быть человеком.
Отец продолжал заниматься со мной, но его так раздражало, что я не могу сконцентрироваться на уроках, что он быстро уходил.
Как-то раз, когда я не смогла решить задание по математике, он разозлился и сказал, что я сидела и ничего не делала вместо того, чтобы совершенствовать себя. В наказание он привязал меня короткой верёвкой к ножке кровати. Он не хотел, чтобы я ходила по комнате.
Я могла бы развязать верёвку, но это не имело смысла. Отец нашёл бы цепь и посадил меня на неё. Я боялась его. И матери. Не знаю, кого больше. Иногда я слышала, как они принимают гостей. В доме шли приёмы, а я сидела у себя, привязанная к кровати. Я разговаривала сама с собой. Когда я начинала смеяться, ко мне заглядывала мать и велела вести себя тише.
Позднее я узнала, что знакомым они рассказывали, как я уехала учиться. Они обещали всем, в том числе моему якобы жениху, что к совершеннолетию я вернусь идеалом.
– И как ты вырвалась? – спросила Тея.
Ребекка умолкла. Она говорила долго и без остановки, но теперь сбилась с нити повествования. Она несколько раз моргнула, но не произнесла ни слова.
– Не надо было её перебивать, – сказала Бри, глядя на пустой взгляд Ребекки.
Та уставилась куда-то в стену. Бри даже посмотрела в ту же сторону, но ничего интересного там не увидела.
– Ну извините… – Тея поджала губы. – Я не специально. И так было сложно так долго сдерживаться.
Ребекка продолжала хранить молчание.
– Слушай, – заговорила с ней Бри. – Спасибо, что рассказала всё это. Наверняка было тяжело. Как будто снова проходишь через это. Но всё позади… И ты справляешься со своими воспоминаниями. Это видно. Ты молодец. И не переживай. Мы никому ничего не расскажем. Да, Тея?
Тея кивнула.
– Да я всё меньше и меньше переживаю, что об этом будут знать многие, – наконец отозвалась Ребекка. – Я в своём прошлом не виновата. Кто поймёт, тот поймёт. А кому подумается, что всё это повод для шуток и осуждения… Пусть сами попробуют прожить мою жизнь. С меня довольно моих родителей и их осуждения.