Иерусалим, Владикавказ и Москва в биографии и творчестве М. А. Булгакова - стр. 49
Слезкин, только что выпущенный из Чеки, голодает368.
В завуалированной форме сообщала о его аресте Е. А. Галати в письме к Б. А. Садовскому от 25.04.22:
Недавно приехал сюда из Полтавы Ю. А. Слезкин, тоже претерпевший много и едва избежавший больших неприятностей369.
Некоторые отголоски ареста Ю. Л. Слезкина во Владикавказе содержатся в мемуарах его сына, Льва Юрьевича:
22 марта 1920 г. Владикавказ заняли красные. Отца допрашивали, но отпустили с миром <…> Их [денег] хватило ненадолго, – отвечала мать. – Ушли на пропитание, на одежду, на вызволение Юрия из рук белой контрразведки и ЧК. На долгом пути от Чернигова до Владикавказа и от Владикавказа до Полтавы его то и дело подвергали аресту, отводили в комендатуру, а то и прямо в тюрьму. Я умоляла, спорила, очаровывала и подкупала красных и белых370.
Сам Ю. Л. Слезкин в печати опровергал известия о своем расстреле шутливо и всерьез в 1920 и в 1921 гг.371
Слух о моей смерти, несомненно, преувеличен: я сегодня жив, что, конечно, не дает мне возможности поручиться за завтрашний день372.
Эти многочисленные публикации служат подтверждением ареста Ю. Л. Слезкина (вероятно, также и М. А. Булгакова) и их обвинения в сотрудничестве с Освагом. Литературного имени у М. А. Булгакова еще не было, естественно, что упомянут только Ю. Л. Слезкин. Е. Ф. Никитина назвала Осваг неким литературным печатным органом, в то время как это было Осведомительное агентство при главкоме Добровольческой армии, с февраля 1919 г. входившее также в состав отдела пропаганды той же армии. Напомним, что к лету 1920 г. Ю. Л. Слезкин, кажется, действительно был уже уволен из подотдела искусств, в Терской области активно действовало ЧК X армии, и резкое осуждение получило выступление апологетов А. С. Пушкина на владикавказском диспуте. Вероятно, именно обвинение в связях с Освагом и было главным основанием для последовательного увольнения обоих писателей из состава наробраза.
Вновь попытаемся прокомментировать и верифицировать все приведенные мемуары. В этом контексте для подтверждения ареста и спасения М. А. Булгакова Б. Е. Этингофом правомерно и плодотворно попытаться найти реальную подоплеку также в автобиографической прозе самого М. А. Булгакова, в романе Ю. Л. Слезкина и поэме Г. С. Евангулова. У М. О. Чудаковой читаем:
<…> Тщательно скрывая в первые московские годы свое недавнее прошлое, опуская или «переодевая» эти годы в автобиографиях <…> Булгаков щедро открывает их в своих художественных текстах – только об этом прошлом и пишет, воссоздавая его снова и снова! Внутреннее литературное устремление оказывается сильнее любых поведенческих благоразумных соображений373.
<…> Роман Слезкина может служить своеобразным источником, помогающим восстановить облик Булгакова 1920—1921 годов. <…> Не литературными средствами, и скорее с бытовой обнаженностью фиксируются черты, по-видимому, немаловажные в складе личности Булгакова <…>374.
Заметим, что, если верить Е. Ф. Никитиной, в романе Ю. Л. Слезкина отразился и его собственный печальный опыт владикавказской жизни. Детали, перекликающиеся с рассказом Б. Е. Этингофа, мы находим в воспоминаниях первой жены М. А. Булгакова. Т. Н. Лаппа рассказывала, что, еще уезжая из Киева во Владикавказ, писатель уже брал с собой какие-то рукописи: