Иду на свет - стр. 3
Представить рыжего губошлёпа Прохоренко, вечно списывающего у меня контрольные, в роли "нового русского" было сложновато. А впрочем, кого и чем сейчас удивишь? Папа нажал на нужные рычаги, тряхнул мошной – и вот вам, получите: уважаемый бизнесмен Николай Прохоренко, хозяин жизни!
– Ладно, с этим ясно, а остальные как? Я же ни про кого ничего не знаю.
– Вот теперь я тебя узнаю!! Разве ж вам есть дело до нас, грешных? Вы-с всё больше где-то там, в облаках витаете…
Я так ущипнула его, что он от неожиданности уронил сигарету. Она зашипела в снегу и погасла.
– Ну и шутки у тебя дурацкие!
– И сама дура! – весело подтвердила я. – Обзываться не будешь.
– Ты то ли из детства ещё не вышла, то ли успела в него обратно впасть, – подытожил Зорин, потирая пострадавшую руку и закуривая новую сигарету.
– Ладно, давай по порядку. Самохина вышла замуж и уехала на Север, за длинным рублём. Крылова трудится в местной парикмахерской, Аллочка Пронина – в секретаршах…
– А что, на "Мисс Вселенную" не потянула?
– Язва!
– Молчу, давай дальше.
– Юрка и Лёшка Петров шофёрят, Комлев устроился программистом, как и хотел, Женька Озеров в ГИБДД…
– Женька – мент? – ахнула я.
– Чего ты ржёшь? – окрысился Зорин, – Чем не работа?
– Всё, Сань, больше не буду. А Пашка Ионов где?
Саня осёкся и странно на меня посмотрел.
– А что Пашка? Работает Пашка, машины ремонтирует, руки у него золотые.
– В футбол больше не играет?
– Когда ему играть-то. У него теперь семья, ему зарабатывать надо, а не мячи гонять. А то ты не знаешь?
– Откуда? – искренне удивилась я. – Значит, у него всё хорошо? Я рада.
– Серьёзно? – Он всё так же странно, испытующе разглядывал меня, потом отвернулся. – Ладно, проехали.
– Зорин, ты чего? – спросила я. Он резко повернулся с перекошенным от сдерживаемой ярости лицом. Таким я его не видела.
– А ничего! Сама разговор завела, так зачем из меня мартышку делать? Ну, не сложилось у вас, разбежались, всё ясно, так нет! Навели, понимаешь, секретность, и думают, что все дураки или слепые. Да про ваш роман вся школа знала!
Если бы Саня Зорин вдруг оторвался от земли и начал летать, как Дэвид Копперфильд, я бы, наверное, изумилась меньше. Немая сцена затягивалась, он смотрел на меня, я на него, и тогда в глазах его забрезжила смутная догадка.
– Так. Только спокойно. Ты хочешь сказать, что у вас ничего не было?! И что это не ты поломала Пашке жизнь и благополучно смылась поступать на этот свой журфак?
Теперь уже я начинала злиться.
– Зорин, если бы я не знала, что ты трезвенник, я бы решила, что ты перепил!
Он пытался понять.
– А как же…
– Саня, не мычи, говори прямо – кому и что я поломала! – окончательно вспылила я, и он поверил.
– Слушай, Воронцова, – я не стала его исправлять, хотя теперь носила другую фамилию, – все знают, что ты с Луны свалилась, но что ты при этом ещё и ударилась!
Я показала ему кулак и потребовала:
– Короче и ближе к делу!
– Молчу, молчу, с вами, психами, и связываться-то опасно. Ладно, убедила – Пашка тебе ничего не сказал. Но ты-то не могла не знать, что он по тебе сохнет! Он же стихи тебе писал, ночами не спал, его мать моей жаловалась, а когда ты уехала, то и вовсе голову потерял, почернел весь! Ух, как я тебя тогда ненавидел! А потом решил – дело ваше, живите, как хотите.
– Саня, дай мне сигарету, пожалуйста, – попросила я сдавленным голосом. Он с минуту наблюдал, как я пытаюсь затянуться, держа сигарету в трясущейся руке, а потом заметался по утоптанному прямоугольнику школьного двора, ругаясь вполголоса. Такого виртуозного мата я не слышала уже давно, но это почему-то помогло.