Иди сюда - любить буду - стр. 7
Створка лифта закрылась от продолжительного ожидания, но я снова по ней жамкнула и улыбнулась:
— Шевели колготками!
— А чего это тебе не в радость со мной в лифте прокатиться? — и сосед сделал шаг ближе.
— Соображаешь.
— Во дела. А я с утра намарафетился: помылся, надухарился, футболку вот новую надел, — и показательно оттянул на себе белоснежный хлопок, а потом и поднял его чуть ли не до подбородка, демонстрируя восемь идеально вылепленных кубиков пресса и эту блядскую дорожку, уходящую под пояс его чёрных джинсов.
У меня аж глаз от такой наглости задёргался, а лифт вновь закрылся, но ненадолго, потому что я снова шарахнула по кнопке, вымещая таким образом своё бешеное бешенство.
— Заплываешь жирком, я смотрю, — прищурилась я на один глаз и зацыкала языком.
— Где? — ещё выше поднял футболку святой Михаил и медленно огладил свои сухие мышцы. — Ну-ка покажи пальцем.
— Перетопчешься, — фыркнула я и отвернулась, продолжая тем не менее косится на этого упыря.
— Наверное, тебе показалось.
— Вот уж не думаю, — огрызнулась я, а потом вскрикнула, когда сильные руки неожиданно подхватили меня и бесцеремонно внесли в лифт.
— Ты... ты...
— Охрененен?
— Нет!
— О, неужели ещё лучше? Ну, ты мне льстишь, булочка.
— Отпусти!
— Ты сначала покажи жирок на моём прессе, тогда и отпущу!
А между тем, дверь за нашими спинами закрылась, и скрипучая консервная банка принялась натужно ползти вниз, пока сам святой Михаил зачем-то притиснул меня к стенке лифта и принялся томно шептать мне на ухо всякую ахинею.
— Что, неравнодушна ты ко мне всё-таки, красавица?
— Зришь в корень, Мишаня — я впервые в одном шаге от жестокого расчленения.
— Бог ты мой, женщина! Вот это я тебя завёл с утра пораньше. А ты представь, что между нами вспыхнет, когда мы окажемся в одной постели и я всё-таки заставлю тебя хорошенечко проораться. От кайфа...
— О, заткнись!
— Ну да. Рот на замок. Мы же договаривались, что теперь твоя очередь ко мне подкатывать. Только чур деньги не предлагать, я тебе забесплатно отдамся, так уж и быть.
— Твои подкаты отвратительны!
— Твои формы восхитительны!
И смачно прихватил меня за задницу, до сладкой боли сжимая ягодицы, а затем словно пушинку приподнял меня, и наши горящие взгляды встретились. Воздух затрещал от электричества. Кажется, даже прогремел гром. А в голове разорвалась парочка убойных петард.
— Не смей, — предупредила я шёпотом, чувствуя, как многозначительно упирается мне в низ живота бляшка его ремня.
А тем временем лифт закончил своё движение и с отвратительным лязгом остановился. Створка открылась, а мы все полировали друг друга испепеляющими взглядами.
— А то, что? — и язык святого Михаила нагло лизнул мою нижнюю губу.
— Лучше тебе не знать, — пропищала я, в ужасе от его борзоты.
— А я парень рисковый, — и его губы резко и неотвратимо накрыли мой рот.
Я ахнула.
И тут же вся наполнилась его вкусом: табак, кофе, мята. Наглый язык фактически насиловал меня. Но так томно и властно, что я впала в какой-то транс, позволяя делать с собой всё на свете. Двигаться во мне. Облизывать. Погружаться толчками. Кусать.
Мне оставалось только вцепиться в его волосы на затылке, в слабых попытках оторвать этот грешный рот от себя. Вот только ничегошеньки у меня не получалось.
— Ой, доброе утро! — в наш развратный мир ворвался голос Прасковьи Ильиничны, и я с перепугу, словно молодая горная козочка, тут же отыскала в себе силы спрыгнуть с ненавистного соседа и броситься бежать.