Иди сюда - любить буду - стр. 4
И выпала в нерастворимый осадок.
— Шерше ля фам!
Ну капец!
Святой Михаил собственно. Стоит во плоти. Рубашку напялил и улыбку на бородатое лицо. Щерится так, будто бы не он только что надо мной в собственной прихожей планировал надругаться. Но самое удивительное во всей этой картине маслом было то, что держал сосед в своих руках бутылку вина.
На вскидку — красное, сухое.
У-у-у, супостат! Я люблю белое, полусладкое!
— Же сви пердю, — хмыкаю я и складываю руки на груди, но тут же опускаю их, так как вижу, как голодно и по-мужски жарко на меня зыркнул этот недоделанный француз.
— Моя твоя не понимать, — широко улыбнулся сосед, обнажая белоснежные зубы с ярко выраженными клыками.
— Квартирой ошибся? Прасковья Ильинична живёт этажом ниже, — говорю, а сама не могу оторвать взгляда от сильных рук, которые сжимают чёртову бутылку. Ещё совсем недавно они точно так же сжимали меня. Везде!
— Кусаешься сразу? — и состряпал обиженный вид.
Ну конечно, ему после всех выкрутасов только за пострадавшую сторону косить. Бесстыжий, бессовестный!
— А я поговорить пришёл. Пустишь?
Прищурилась. Просканировала этого качка переростка подозрительным взглядом и максимально величественно кивнула.
— Поговорить?
— Да, — отвечает святой Михаил и я даю ему знак проходить внутрь, сама тут же двигая в сторону кухни и получая в спину слишком самодовольное, — а дальше уж как пойдёт.
— Чего?
— Шутю, шутю! — поднимает он руки с бутылкой вверх и подмигивает мне.
— Ты сохранился, что ли? Предупреждаю на берегу, я владею чёрным поясом по битью чугунной сковородкой невоспитанных мужланов.
— Я воспитанный.
— Вот и не беси.
Садимся за мой кухонный стол. Предварительно приходится поставить перед гостем чайную пару и отпилить ему кусок торта.
Молчим. Сосед оглядывает мои владения. Я оглядываю его. Под ложечкой сосёт — не люблю я таких мужиков. Весь прям полыхает самоуверенностью и, положа руку на сердце, ему есть за что. Фигура — бедный Арнольд нервно курит в сторонке. Внешность — скандинавский бог. Татуировки, красивые руки, мощные запястья, глаза голубые...
Теперь понятно, почему Прасковья Ильинична причислила этого персонажа к лику святых.
Брутальный херувим, ни дать ни взять...
— И долго молчать будем?
— Штопор дай, — отставляет он в сторону свою и мою дымящуюся кружку с кофе, — и два фужера.
Предпочитаю не спорить. А затем чуть пригубляю из бокала и удивляюсь действительно богатому букету напитка. Ладно, допустим, прогиб засчитан.
— Извиняться пришёл, значит? — отламываю я кусочек торта вилкой и подношу его ко рту.
— Договариваться.
— Даже так? — непонимающе передёргиваю я плечами и снова ловлю этот полный тёмного желания взгляд. Сглатывает, как-то даже слишком нервно отпивает из своего бокала и облизывается.
Я рдею, как маков цвет. Ни один комплимент не может сравниться с вот этой демонстрацией неприкрытого мужского желания. И работает это как мощный допинг для женской самооценки.
Раз — и за спиной расправляются крылья.
Ещё давай!
— И о чём будем договариваться?
— Хочу тебя, — рубит святой Михаил напористо и жёстко, а мне в низ живота резко бьёт раскалённая молния.
Ой, мамочки...
А в следующее мгновение мои только что отросшие крылья вспыхивают и сгорают в огне разочарования. Потому что сосед продолжает гнуть свою линию.