Идея вечного возвращения в русской поэзии XIX – начала XX веков - стр. 26

– Как, это Калаврия?

И, когда он в ответ только посмотрел на меня, я от радости просто растерялся. С необыкновенной нежностью я приветствовал встречавшего меня друга. Меня томила сладостная тревога».[74]

Что общего между приведенными отрывками из текстов разных авторов? Море, чистое небо, полдень. Игра света и тени. Необходимо не просто пережить нечто подобное, но и увидеть, распознать в этих мгновениях всю полноту и неисчерпаемость жизни.

Кто не испытал ничего подобного и не увидел в этом высшего момента, пика всего существования, тот никогда не будет в состоянии постичь всю глубину учения о вечном возвращении. Сколько бы ни рассуждали о возможности или невозможности повторения всего существующего, какие бы математические, физические и метафизические доказательства или опровержения ни приводили, – все это бьет мимо цели, поскольку не дает ответа на главный вопрос, поставленный Фридрихом Ницше: «вопрос, сопровождающий все и вся: “хочешь ли ты этого еще раз, и еще бесчисленное количество раз?”». Пушкину была известна эта воля к вечному возвращению: «Растолкуй мне теперь, почему полуденный берег и Бахчисарай имеют для меня прелесть неизъяснимую? Отчего так сильно во мне желание вновь посетить места, оставленные мною с таким равнодушием? или воспоминание самая сильная способность души нашей, и им очаровано всё, что подвластно ему? и проч.».[75]

В «Тавриде» после долгих исканий и блужданий, наконец, достигается этот момент высшего утверждения:

Достигнуто примирение со всем существующим, источник высшего наслаждения найден не в трансценденции, но здесь, в этом мире и в этой жизни. Однако это не позиция гедониста, растворяющегося в чувственных удовольствиях. Проблема ведь не в том, чтобы просто отвергнуть трансценденцию, религию и метафизику и отдаться на произвол текущего момента и случайных влечений. Подобное однозначное предпочтение преходящего вечному в конечном итоге должно будет отбросить нас назад к мраку Ничто, к тому состоянию, которое было представлено в начале стихотворения. Все конечное гибнет, исчезает, переходит в небытие, обращается в Ничто, следовательно, остается либо погрузиться в бездну отчаяния и ужаса, либо принять утешения потустороннего – то есть заново проделать уже пройденный путь. Настоящее освобождение предполагает способность найти вечное в преходящем, возвысить конечное, временное и становящееся до вечного, устранив тем самым разрыв между имманентным и трансцендентным.

И Пушкин приходит именно к этому решению. «Холмы Тавриды, край прелестный, // Я снова посещаю вас». О каком посещении идет речь? Происходит ли это в воображении или в реальности, мечтает ли поэт о будущем или вспоминает о прошлом? Или он говорит о том, что происходит в настоящий момент? Можно ответить так: перед нами воспоминание, обращенное в будущее и преобразующее настоящее. Настоящее теряет характер изолированного и безвозвратно исчезающего момента, оно оказывается просвечено прошлым и будущим. Прошлое, настоящее и будущее вступили в союз, и плодом этого союза стало мгновение, расширенное до прошлого, настоящего и будущего, вобравшее их в себя. Такое мгновение вечно и одновременно оно остается мгновением, временем и становлением, оно не превращается в застывшую и пустую вечность потустороннего, из которой исключается все преходящее.