Идет зеленый шум (сборник) - стр. 17
– А чего мне бояться? – настороженно отозвался Александр Терентьевич.
– Ну, мало ли! – Юля пожала плечами. – Вдруг решишь, что я к тебе приставать буду.
– С чего мне так решать?
– Фа-фа-фа! – та закатила глаза, и бессмысленная реплика получилась отвратительно пошлой. – А я ведь могу!
С этими словами Юля внезапно спрыгнула с ветки и оказалась у самых ног Клятова. Александр Терентьевич успел осознать, что во сне он стоит по стойке «смирно», одетый как всегда – в то же, в чем лег.
Он испытал сильнейшее в жизни желание – забытое чувство, которое, как он ошибочно полагал, умерло несколько лет тому назад. Но он не мог пошевелить и пальцем: стоял и в глупейшем безмолвии пялился на проворное существо, которое подобралось вплотную и деловито шарило в его ширинке.
– Во сне – это ладно, – брякнул Клятов, озабоченный близким разрушением молодой семьи.
– Угу, – кивнула Юля, расстегнула последнюю застежку, и брюки свалились на… землю? Нет, под ногами была не земля, там не было вообще ничего. – Сейчас, мой маленький, Игорь подойдет. Вот увидишь, как славно получится.
Александр Терентьевич хотел спросить, зачем нужно подходить Игорю, но язык отказался ему повиноваться. Он заглянул вниз и в ужасе уставился в раскрытый Юлин рот – там не было зубов, зиял лишь страшный черный провал, откуда вдруг потянуло адским смрадом.
– Нос зажми, если не нравится, – посоветовала Юля. – У всех суккубов плохо пахнет изо рта – я потому и не целуюсь. А ему, – она кивнула на то, что вывалилось из брюк Александра Терентьевича, – ему без разницы. Вот с Игорем придется потерпеть…
– Почему? – спросил Клятов.
– Так он же инкуб, а не суккуб, – удивилась Юля. – Он только женщинам глянется. А ты, может статься, увидишь его, как он есть.
– Раз я не женщина, то зачем ему приходить? – спрашивая, Александр Терентьевич медленно отступал. Он уже на целых два шага удалился от беззубой пасти.
– Дареному коню! – хохотнула Юля. – Может, к нам бабу вселили? Можно и баб поискать, но берем, где поближе. На безрыбье…
С нее поползли мелкие насекомые.
Клятов сделал еще шаг, и очутился в комнате Чаусова. Никаких книг, вопреки утверждениям Неокесарийского, в ней не было. Висели шкуры и потемневшие от времени сабли; хозяин в парче и шелках сидел, развалясь, на антикварного вида диване.
– За подснежниками, деточка? – прошамкал он участливо и тут же засмеялся. – За ними – к братцу Апрелю. А я, сударь мой, Март!
– Что здесь происходит? – зубы у Александра Терентьевича застучали. Между прочим, он снова был полностью одет.
– Это ты скоро узнаешь, – успокоил его Чаусов. – Я тебе книжку дам почитать. Про друидов. Ты ведь любишь читать книжки? Ну вот.
– Какие друиды? – Клятов, против воли, сорвался на крик. – Что это за идиотский театр?
– Ух ты! – Чаусов вскочил и моментально переместился поближе к Александру Терентьевичу. – Не в твоем положении, сударь, голос повышать. Не в твоем! Потому что мы тебя до капли выдоим. Слыхал, что с прежним жильцом было?
Старик вцепился Александру Терентьевичу в щеки.
– Живым не выйдешь, – прохрипел он, утрачивая всяческий контроль над темными чувствами. – Думаешь, так уж это приятно – изо дня в день с древесами?
Клятов рванулся и попробовал перекреститься.
– Не поможет! – радостно закричал Чаусов, но помогло. Возможно, вовсе не крестное знамение, поскольку Александр Терентьевич не успел довершить его до конца. Возможно, вмешалась какая-то другая сила – так или иначе, Клятов проснулся и обратил выпученные глаза к потолку, плохо различимому в ночном мраке. Сердце отчаянно билось нескладно, с устрашающими паузами.