И вянут розы в зной январский - стр. 5
Как только выгрузили вещи, Агата сбегала за дочерью к соседям и захлопотала на кухне, собирая нехитрую трапезу. Вскипятила чайник, нарезала вареные яйца и свеклу для бутербродов, достала вазу с печеньем. Каждая мелочь напоминала ей о смерти мужа: так ураган оставляет после себя вырванные с корнем деревья, и эти следы будут долго еще говорить о нем, какой бы тихой ни была погода. Печенье в вазе – она покупала теперь только то печенье, что раскрошилось по дороге с фабрики. Покупала обломки, потому что они дешевле. И всякий раз при виде этих мелочей ее охватывало бессилие. Мужчина, потеряв жену, может чувствовать себя несчастным, но ему не грозит нищета. А что делать ей? Закладывать драгоценности? Соседка, кажется, знает место, где за них дают больше, где-то в городе.
Чуть дрогнул под ногами пол, и она обернулась. «Чем помочь?», – спросила Делия, и от этого естественного вопроса, от того, что сестра не забыла, как привлекать внимание, если стоишь за спиной, вдруг стало светлее на душе. Вдвоем они постелили скатерть, расставили тарелки, чашки. Тави, накормленная соседкой (благослови Бог эту добрую женщину), примостилась на диване с куклой в руках.
«Как там дома?» – спросила Агата, когда они сели за стол.
«Как всегда».
Она понимающе кивнула. Что может измениться в доме, запаянном, как банка консервов? Разве что Генри отчалил от тасманийских берегов в прошлом году, о чем Делия сообщила ей в письме, не скрывая облегчения. Сводные братья бывают ужаснее, чем мачехи. Сама она еще могла противостоять ему, почти ровеснику; сестра же, маленькая, боязливая, не способна была себя защитить. Она и сейчас такая: изжелта-карие глаза смотрят тихо и чуть виновато, в каждом движении сквозит неловкость. Трудно будет ей отыскать себе мужа. Но, как бы то ни было, новая жизнь должна пойти ей на пользу.
«Отец передал денег, – вновь заговорила Делия. – Немного».
Агата усмехнулась. Значит, его все-таки мучало чувство вины за то, что не приехал на похороны, иначе откуда взяться такой доброте? Сказался занятым, обрек ее на постыдное одиночество у гроба. Учителя, ученики – все, кто собрался на кладбище – видели: к ней никто не приехал, чтобы разделить ее горе. Можно ли деньгами заплатить за унижение?
Впрочем, пусть. Жалеть себя – удел слабых.
«Ты привезла одежду для траура?»
«Одно платье. Шелковое».
Придется перекрашивать, озабоченно подумала Агата. Покупать слишком накладно. Ничего, на пару месяцев ей хватит и старых.
После чая, не теряя времени, занялись делами. Для сестры Агата выделила комнату, где прежде жила прислуга. Это временно, объяснила она; все равно переезжать на следующей неделе. Пока Делия распаковывала чемоданы, она вымыла посуду и, отослав Тави в детскую, вошла в спальню мистера Клиффорда.
Она принималась за это уже не в первый раз, но так и не смогла заставить себя сложить его вещи. В его комнате, как и в жизни, всегда царил порядок, нарушить который не поднималась рука. Безыскусная простота, аккуратность, верность себе и другим – все это Агата ценила в муже. Таким людям можно доверять, именно на них, честных тружениках, и держится мир. Сейчас, оглядываясь на свой недолгий брак, она видела воплощение идеального союза, где нет места ссорам и страстям. Когда Делия, укрывшись с ней в уголке накануне свадьбы, спросила: «Ты любишь его?» – Агата не нашлась, что ответить. Но разве не была она счастлива все эти шесть лет? Разве уважение и понимание не стоят любви?