И. П. Павлов – первый нобелевский лауреат России. Том 2. Павлов без ретуши - стр. 43
Вспомните, как развлекались в «Старосветских помещиках» Гоголя. Возьмет, бывало, Афанасия Ивановича с Пульхерией Ивановной духота семейного однообразия, так сейчас Афанасий Иванович и начинает освежащие облака на горизонт наводить. То нарочно пирожки забракует, то какой-нибудь страшный сон выдумает. Пульхерия Ивановна в слезы. Афанасий Иванович за ней. Затем взаимные утешения, смех, радость. Духота сменилась свежестью после дождя. Так ведь и у моих героев: Дубины с Помелом. Как сойдутся, так и устраивают тучку. Помело начинает несть, как будто задирающую Дубину, чепуху: Дубина нравственно удивляется и бьет Помело по шее и т. д. Оба чувствуют: один горечь оскорбления и сладость отомщения, другой – самолюбивую радость подсмеивания и боль пинков. Оба взаимно благодарны за доставленные ощущения и дружелюбно расстаются до следующей тучки. И, таким образом, они жили припеваючи…
Но с некоторого времени и над ними все чаще и чаще начинает парить злой гений земли, как ястреб над цыплятами. В их мирные души он напускает по временам какие-то странные, новые желания. Мне становится искренне страшно, Читательница, за моих милых героев. Мало ли что может случиться с ними на новой, им совсем незнакомой дороге.
Не знаю, насколько Вам, моя благосклонная Читательница, симпатичны мои Помело и Дубина, но я их люблю, как любит мать своих детей, все равно, уроды ли они или красавцы, как Шекспир, вероятно, любил своих и Дездемону, и Макбета, и Офелию, и Ричарда III.
Что это за беда сторожит моих героев – узнаете из следующей главы.
Глава II
Сборы к любви
Ночь. Неприветливое петербургское небо и мокрые панели. Помело поздно возвращается с приятельской пирушки и на ходу разговаривает про себя. Но романистам дано искусство подслушивать эти никому неслышные разговоры – и потому, Читательница, вы узнаете о них.
Помелу что-то тяжело. Отчего? Этого, однако, не знает ни ветер, ни сам Помело. Мало ли отчего! Душа человека так безмерно сложна и тонка. Может быть, немножко гам утомил, может, желудок в претензии:
– Э, черт побери! Тоска какая!
– Ну что там? Какой-то обязательный шум, какое-то странное взаимное наливание вином – без радости, без приятности, без искренности. И эта болтовня! Диво бы трогающая, задирающая, а то говорит, как макака, выбирает всякую чепуху, лишь бы не молчать! Эх! Что бы такое поинтереснее, посерьезнее, поживей!
Длинный ряд точек во внутреннем разговоре. Затем как молния пролетает в голове фраза: «не влюбиться ли уж?», и Помело душевно расхохотался среди ночной тишины, так что дворник, мимо которого он в то время проходил, проснулся и заругался:
– Эк его занимает нелегкая!
Чудак! Ему и в голову не могло придти, что в этот момент в душе Помела впервые раздался голос могучей человеческой страсти.
_____________
Метель. Пять часов пополудни. По Дворцовой набережной плетется Помело восвояси. Очевидно, он устал и не в духе! И еще бы не устать! С шести часов утра он встал, бегал туда и сюда, перебывал во всяческих активных и пассивных ролях. Как обезьяна в известной басне Крылова он все более и более запутывался в разных делах.
И еще бы быть в духе? Что ни мечталось сначала: глубокая добросовестность, страстное увлечение и т. д. А выходит один шиш; как-то и времени нет серьезно позаняться.