И никого, кроме… Собрание сочинений в 30 книгах. Книга 15 - стр. 40

Сара прошла мимо спальни дочери, оттуда не доносилось ни звука, но ей показалось, что она слышит тихое ровное дыхание. Спит. В своей спальне Сара открыла окно – было душно, – и услышала тихие голоса снизу, такие приглушенные и далекие, что не только слов было не разобрать, но и сами звуки казались скорее порождением легкого ветерка, прилетевшего с реки и мелкими завихрениями влетевшего в спальню. Сара не стала прислушиваться, легла в постель и почти сразу заснула.

– Мама, – говорил, между тем, Михаэль, – я люблю Ребекку, сегодня вечером я это точно понял.

– Ты сошел с ума? – громче, чем ей бы того хотелось, сказала Селия и посмотрела вверх, на спальни второго этажа, одно окно было распахнуто, кажется, это в комнате Сары, не хватало только, чтобы она услышала глупости, которые говорил Михаэль. – Ребекка твоя сестра!

– Единокровная, да, ну и что?

– Как это – ну и что? – возмутилась Селия. – Ты хочешь сказать, что Ребекка тоже…

– Не знаю, – смущенно признался Михаэль. – Мы не говорили об этом.

– И не будете говорить, – твердо сказала Селия. – Выбрось эту чушь из головы.

– Ты не понимаешь, мама, – с тоской в голосе произнес Михаэль. – Ты опять меня не понимаешь. Ты меня никогда не понимала. Когда я говорил тебе, что хочу стать музыкантом, ты говорила, что это чувство гармонии, и, значит, мне суждено стать программистом… А когда я возился с кроликами, ты решила, что мое призвание – медицина. Ты всегда переиначивала мои мысли!

– Что с тобой? – спросила Селия. – Я никогда… Ты действительно так чувствовал?

– Конечно. Ты не знаешь – когда мне было шестнадцать… помнишь тот день… я не выходил из комнаты, ты думала, что у меня жар… у меня действительно был жар…

– Это когда у тебя началась пневмония? Конечно, помню.

– Жар начался потом. Не знаю… может, это была реакция организма. Я хотел повеситься.

– Что?!

– Повеситься, – повторил Михаэль. – Я чувствовал себя, как в цепях, даже хуже. Человек в цепях может смотреть, куда захочет, может мечтать и верить, что когда-нибудь цепи удастся сбросить, и он станет свободным. А я точно знал, что мечтать мне не о чем, все будет так, как скажешь ты. Я не мог сбежать… я пробовал, и у меня не получилось.

– Ты пробовал… что? Убежать из дома?

– Да. Неважно. У меня ничего не вышло. И я понял, что выход один… Точнее – два, но второй… Второй – убить тебя.

– Михаэль!

– Я тебя ненавидел.

– Господи! Я же всегда…

– Да, ты хотела, чтобы мне было хорошо. Только меня об этом никогда не спрашивала. Я ненавидел тебя, но…

– Ты хотел убить собственную мать?

– У меня ничего бы не вышло, я бы не смог… никогда. Оставалось одно: убить себя, потому что себя я в то время ненавидел даже больше, чем тебя. Ненавидел за то, что был слабым. Таким слабым, что даже в петлю залезть не смог себя заставить.

– Михаэль, что ты говоришь!

– Веревку я перекинул через перекладину… помнишь, я на ней подтягивался, ты говорила, это полезно для развития мышц… и встал на стул… тот, что стоял у кровати…

– Господи, – бормотала Селия, – Господи, почему ты не говорил мне…

– Я взял петлю в руки… и не смог. Понимаешь, я даже это не смог сделать, потому что думал: что скажешь ты. Я думал не о том, что ты будешь несчастна, а о том, что ты будешь злиться на меня за то, что я сделал все не так, как ты говорила. В общем, я слез со стула, спрятал веревку в школьный ранец… потом я ее выбросил в мусорный бак во дворе… и в тот день у меня начался жар.