Хуже не будет. БутАстика – 2. Мистика, ужасы. Рассказы - стр. 21
Почему-то мне больше всего было жаль именно его. Я хорошо понимал, что такое крушение надежд. Поглаживая ноющую перебинтованную голову – совершенно не помня, кто и когда ее забинтовал, – я поднялся на ноги – оказывается, все это время я сидел, прислонившись к скале, – и подошел к Губкину.
– Профессор, – едва ворочая во рту шершавым языком, сказал я, – Василий Артемович… Не надо, что уж вы так? Главное, нефть не загорелась. Дубасов – вот ведь какой!.. Спас, не растерялся. Ценой жизни.
– Что?.. – поднял на меня слезящиеся пустые глаза Губкин. – Спас? Он же гранаты!.. Он же хотел…
– Да нет же… – поморщился я. – Он все правильно сделал. Единственно правильно. Сбить пламя взрывом, так делают… А то, что свод рухнул – и вовсе хорошо, доступ кислороду перекрыт оказался.
– И наш доступ! – взвизгнул Губкин. – Наш доступ тоже теперь перекрыт!
– Но могут ведь быть и другие проходы…
– Что?! – Профессор вцепился в отвороты моей ветровки и часто-часто заморгал. – Другие? Где?!
– Я не знаю, надо искать. Нас же много, надо разделиться и пройтись по всей долине.
Губкин тут же оставил меня и помчался к офицерам, саперными лопатками закапывающим тела погибших товарищей.
Искать начали сразу после похорон, даже не пообедав. Да и какой там обед – никому бы кусок не полез в горло. Командование принял капитан Саленко, черноволосый офицер со слегка оттопыренной нижней губой, отчего лицо его казалось по-детски обиженным. Вряд ли ему было многим более тридцати. Уверенностью в себе, в отличие от покойного Дубасова, он явно не отличался. Смотрел, кивая, на Губкина, сразу признав главного в нем. Так ему, видимо, было проще. Впрочем, я думаю, Губкину тоже.
Профессор велел первым делом сдать ему все спички. Он бы с радостью отобрал и оружие – я видел, с какой тревогой поглядывал он на автоматы и подсумки с гранатами, – но это было бы уже чересчур. К тому же, сорок девять женщин являлись все-таки не туристками, а заключенными. В итоге, их, вперемешку с военными, Саленко выстроил в длинную цепь интервалом в пять-шесть метров между звеньями, и, дав отмашку, повел по Урочищу.
Разумеется, Губкин тоже не смог устоять на месте и двинулся в противоположную сторону. Ну а я пошел поперек общему движению, решив осмотреть островок зелени на противоположном краю.
Я дошел туда довольно быстро – ширина долины вряд ли составляла и километр. Зелень оказалась довольно густым, хоть и низкорослым осинником, плавно уходящим за край почти отсутствующего тут гребня. Не забираясь вглубь кустарника, я дошел до конца Урочища и посмотрел вниз. Склон оказался гораздо круче, но зато и более заросшим кустами и деревьями, чем с той стороны, откуда пришли мы. Я глянул вдаль. До самого горизонта простирались одни леса и болота с ртутно блестящими каплями мелких озер. Здесь и раньше-то не сильно заметны были следы цивилизации; теперь же о ней не напоминало совсем ничего.
Я повернулся и зашагал обратно. Но теперь я взял чуть правее и довольно скоро увидел разлом. Длиною он был с десяток, не более, метров, зато поперек я мог бы легко его перепрыгнуть в любом месте, а кое-где и попросту перешагнуть. Книзу же трещина резко сужалась, так что вначале мне показалось, что каменные стены на ее дне плотно сжаты. Но потом я все же заметил в одном месте черную щель длиною в полметра, в которую с трудом бы, наверно, пролезла рука. Однако еще до этого я увидел то, отчего едва не свалился вниз. Там, где смыкались скалистые края расщелины, с одной стороны разлома все было усыпано костями. Судя по многочисленным черепам, человеческими. Их было много, очень много, этих «мертвых голов», не менее двух-трех десятков. Одни были совершенно целыми, выбеленными дождями и ветром, другие пожелтели от времени, какие-то и вовсе развалились на куски.