Хроники возрожденного Арканара - стр. 64
Неудивительно, что именно Пискорского Кочетков пригласил в наблюдатели. Как сообщает историк и публицист Владимир Кара-Мурза, Пискорский – «известный польский фашист и антисемит, открытый поклонник национал-социализма, отрицатель Холокоста, автор статей на портале «Белый мир» и в газете «Я – русский», бывший главный редактор журнала польских скинхедов Odala, в ко-тором превозносились «арийская раса» и Адольф Гитлер…»
Согласитесь, самое то для участника «антифашистской конференции».
Устав чужого монастыря
Пожалуйста, не ссылайтесь на Вольтера.
И потому, что о готовности отдать жизнь за то, чтобы… (далее по тексту) он, скорее всего, не говорил: это миф.
И потому, что отдать жизнь за то, чтобы свободно высказывались некоторые мнения я лично не готов (как, думаю, и подавляющее большинство тех, кто любит козырять якобы вольтеровской цитатой). Ибо свобода слова имеет границы.
Вопрос, – еще раз, и трагически поставленный в Париже (Имеется в виду убийство карикатуристов из редакции журнала «Шарли Эбдо». – Б. В.), – звучит так: где эти границы проходят?
Мой ответ прост: там, где начинаются гарантированные законом права и свободы других людей.
Там, где слово используется для оскорбления личности другого человека – унижая его честь, достоинство или репутацию.
Там, где слово используется для разжигания вражды и ненависти – по признаку национальности или расы, религии или пола.
Там, где слово утверждает, что главный враг – инородцы или иноверцы, и где им приписываются вымышленные преступления.
Там, где слово призывает к насилию и дискриминации.
При переходе этих границ слово должно быть наказуемо по закону – и во многих странах мира такие запреты установлены.
Поэтому оскорбленный может защитить свою честь и достоинство в суде – и добиться наказания оскорбителя.
Поэтому могут – и должны быть запрещены (но лишь решением суда) фашистские, антисемитские, расистские издания, могут и должны быть наказуемы соответствующие выступления.
И это не ограничение свободы слова, а необходимая мера для защиты прав других граждан. Тем более необходимая, что фашистское слово имеет обыкновение всегда переходить в дело – в чем человечество многократно убеждалось…
А вот до указанной границы слово абсолютно свободно. Потому что закон не может, – и не должен, – гарантировать право человека на то, что окружающие обязаны жить по уставу его монастыря, опираясь на те же самые ценности и в соответствии с теми же традициями.
Обязаны уважать не только его безусловное право иметь и свободно высказывать эти взгляды, но и сами эти взгляды.
Обязаны не критиковать и не высмеивать эти взгляды и сакральные для него понятия – то есть, считать их столь же сакральными и не «оскорблять его чувства».
Это – абсурд. Такой же, как и сам термин (о чем мне приходилось писать на страницах «Новой газеты») «оскорбление чувств».
Потому что в мире еще не придуман прибор, определяющий, действительно ли «оскорблены чувства» и в какой степени.
На чем основываться суду, вынося решение о наказании за «оскорбление чувств»? Только на мнении самого «оскорбленного»?
Но ему, как показывает практика (в том числе, российская) ничто не помешает «оскорбиться» чем угодно.
Если речь идет о религиозных чувствах – начиная с карикатур на пророка и хождением женщих без чадры, и заканчивая работой городского транспорта в субботу и продажей свинины в магазинах.