Хроники русского быта. 1950-1990 гг - стр. 26
Чабан зажёг керосиновую лампу, чокнулся с нами из вежливости, ни капли не выпив, первой стопкой, и начался обед. Трудно передать все оттенки торжества такой трапезы, когда помимо зверского аппетита, навеянного солнцем и чистейшим воздухом, вкусным самим по себе, человека наполняют ощущения уютного крова, девственной безлюдности огромных окружающих пространств, ярко освещённых теперь уже пронзительным лунным светом. Несмотря на двадцативосьмиградусный мороз, мы, захмелев, дважды выходили на волю, чтобы вдоволь насмотреться на сверкающий лунный мир и испытать невероятно острое ощущение глотка чистого спирта, спрятанного в машине и охлаждённого до столь низкого порога.
Во время долгого обеда нам удалось узнать кое-что о жизни нашего гостеприимного, но неразговорчивого хозяина. Он был родом из здешней округи, в положенное время был призван на службу в армию и прослужил два с половиной года за границей, в ГДР. Ни до армии, ни во время службы, ни после, спиртного никогда не употреблял. После армии женился и стал работать чабаном, в одиночку, то есть только с семьёй. Работа его заключалась в охране и уходе за большим стадом скота, которое располагалось в расположенных рядом двух больших строениях. Корм скоту время от времени подвозили колхозным транспортом. В его стаде было десятка полтора коров и более трёхсот баранов. Он и его жена ухаживали за скотом, отправляли с оказиями излишки молочных продуктов, воспитывали троих детей. Труд нелёгкий, говорил он, но мы – одни и зависим только от себя; никто нами не командует, только изредка навещает колхозное начальство. Оно приезжает для проверки ведения хозяйства и для того, чтобы взять мяса и масла, выпить, поесть и поохотиться. Потом начальство переезжает к другому чабану, потом – к следующему, пока ему не надоест.
Как и в других подобных случаях, наше любопытство по организации работы колхоза, выборов, учёта и начислений за труд натыкалось на глухую стену, за которой мелькали неясные тени своего, незыблемого древнего порядка. Он регулировался негласными советами старейшин, родовыми авторитетами и даже, как убедились здешние русские старожилы, шаманами. Новые революционные схемы управления наполнялись старой, вечно живущей кровью племенных традиций и частной собственности.
Конец ознакомительного фрагмента.