Хроники Раздолбая - стр. 46

– Я не стыжусь, просто, по-моему, это не всем интересно.

– Мне очень интересно, – вмешался Раздолбай. Его изумляло, что Миша верит Библии, и он хотел найти какое-нибудь простое объяснение этой странности. Услышать, например, что Библия – хороший талисман и помогает играть концерты.

– Давайте встретимся втроем в Москве, я расскажу все, что знаю, – уклонялся Миша.

– А может быть, никакого «потом» не будет? Может быть, мне суждено дико погибнуть по дороге в Москву, и ты лишаешь мою душу последней возможности склониться в правильную сторону? Я не ерничаю. Я искренне хочу понять некоторые вещи, – настаивал Мартин.

– Хорошо, какие?

– Ты говоришь – Евангелие живое. Что это значит? Ты живешь, как там предписано?

– Стараюсь.

– То есть ты постишься, не ешь скоромного по средам и пятницам?

– Ты путаешь Евангелие и церковный устав. Смысл не в том, чтобы поститься, а в том, чтобы жить по совести и развивать в себе любовь к людям. А пост – это упражнение, помогающее отстраниться от себя и сделать голос совести чуть громче. И да, конечно, я это упражнение использую.

– Украсть – это против совести?

– Конечно!

– Можно я приведу тебе одну ситуацию? Представь, что ты в ней оказался, и скажи, как бы ты поступил. Приглашаю всех. Это интереснее, чем про лошадей с сахаром.

Мартин рассказал про пиджак с деньгами в купе поезда и про бандитов на перроне. Помня свою растерянность при первом столкновении с этой дилеммой, Раздолбай с интересом ждал, как из нее будут выпутываться другие.

– А в чем подвох? – нисколько не растерялся Андрей. – Украсть лучше, чем уехать в холодный морг. Кто-то иначе думает?

– У человека мать умрет. Деньги на операцию были, – напомнил Раздолбай, радуясь, что согласие Андрея на умозрительное воровство как будто очищает от такого же воровства его самого.

– А у меня мать умрет от горя, если меня бандиты убьют. Что мне, чужая мать важнее своей? Я что-то не так отвечаю, есть другие варианты?

– Нет, это самый очевидный ответ, но мне любопытно мнение номенклатурного евангелиста.

Раздолбай с любопытством смотрел на Мишу. В отличие от Андрея он выглядел озадаченным.

– Знаешь, это очень сложная ситуация, – сказал он, подумав. – Очень, очень сложная. Я не знаю, хватило бы у меня сил устоять, но я точно знаю, что не должен был бы красть деньги.

– Я позволю себе усомниться и предположить, что это дикая фарисейская отговорка, за которой ты прячешь страх разрушить свои иллюзии.

– Что здесь фарисейского?

– Выставлять себя праведником у мангала с пивасиком, зная, что в реальности тебе ничто не грозит, – начал заводиться Мартин.

– Ты обрисовал ситуацию, я дал не тот ответ, который ты ждал. Это фарисейство сразу? – распалился в ответ Миша. – Я не праведник и не сказал, что точно не стал бы красть. Это тяжелый выбор. Но я понимал бы, что если Бог привел меня в такую ситуацию, то для того, чтобы испытать. И неправильно провалить экзамен ради отсрочки конца, который все равно неизбежен. Потом придется или остаток жизни вымаливать прощение, или ждать другой подобной ситуации, чтобы пересдать экзамен. Самым правильным было бы уйти в какой-нибудь дальний тамбур и молиться всю дорогу, чтобы Бог дал силы устоять против соблазна и сохранил жизнь. И если бы он счел мою жизнь достойной, то ситуация разрешилась бы сама собой. Бандитов арестовали бы на перроне до моего приезда, или еще что-то. Но как я сказал, много веры и воли надо, чтобы сдать такой экзамен, и я не смею утверждать, что наверняка сдал бы его. Знаю только, что правильнее всего не красть и всю дорогу молиться. А смог бы я сам…