Хранители Академии. Братство теней - стр. 46

К Дайру девушка шла, напевая под нос скабрезную песенку из мира Лины: «В темноте-е, Очертанья тают в темноте»[13].

13 В темноте – песня древних. Вероятно, шуточного характера, ибо глубокий смысл не прослеживается. Текст приведен частично, большая часть затерялась или прочтению не поддается: «В темноте очертанья тают, В темноте. Я ласкаю чьи-то губы, Но подозреваю, что не те».

***

– Мурхе, сгинь!

Ложусь с её именем и просыпаюсь с ним же. И сплю с ним, кажется. Богиня! Чтоб ей пусто было…

– Солнце встало, солнце село, а я песенку не спела.

– Уйди, укушу, окаянная!

– Отойди, окоянная, одолею… уходи, укушу, уродина…

– Это не так. Окаянная – да. Ур… А! А-а! уйди, не лезь в душу спросонья, и так тошно!

Уснуть удалось только поздним утром. Даже скорей – днем. Да ещё ерунда всякая снилась всю дорогу. Так что явившаяся с закатом девица застала на месте меня дохлую медузу[14], и, присев рядом, с упоением принялась проверять её на упругость, тыкая мне пальцем под ребра. Сама она была отвратительно бодра и мурлыкала весёленький мотивчик.

14 Медузы (разг) – Используется для обозначения бесформенного желе-подобного объекта. По непроверенным данным М. являются обитателями морей и океанов, имеют студенистое прозрачное тело. По словам Лины, они и правда такие.

Дайр взирал на это безобразие с пофиксизмом не нуждающегося во сне вечного существа.

– Ну же, ну же, хватит дрыхнуть! – жужжала Мурхе назойливой мухой. – Расскажи уже, что ты там решил насчёт меня? Всё-таки к лешему? Могу устроить пару невменяемых выходок – и меня зашлют обратно в общагу. И всё. Разлетелись, разбежались, словно вовсе не встречались.

Этим днем, засыпая и снова просыпаясь, я мурыжил эту мысль и так, и эдак. По десять раз я успел попрощаться, уйти, прогнать и даже сжечь Мурхе к её же бабушке. Я убеждал себя, что всем так будет проще, и радовался, представляя свою жизнь свободной от этой надоеды. Конечно, мне было ясно, что так просто от неё не избавиться, но я решил быть непреклонным, и всё-таки изгнать её со своей территории, наплевать на все интересные тайны и забыть о ней, как о кошмарном сне.

И сейчас, когда она сама предложила избавление, сон как рукой сняло.

Я кричал «ура!», «скатертью дорожка!» и танцевал джигу-джигу в своей голове…

А откуда-то из груди поднимался к горлу комок необъяснимой тоски, и волоски на загривке становились дыбом...

И прежде, чем я понял, что это сожаление, прежде, чем сумел замылить это за шквалом других мыслей, девчонка хмыкнула и, не давая времени сосредоточиться, заявила:

– Ясно. Хорошо. У меня такая же фигня, если честно, – она задумчиво потерла затылок, а затем обернулась к Стражу: – Дайр, ты с нами?

Он кивнул, а мне передал картинку ромашкового поля и порхающих бабочек.

И к чему это безобразие?

– Рада, что ты рад, Дайр, – лицо девицы напоминало рожицу объевшегося сливками кота. Потом, словно вспомнив что-то, она выдала: – Ладно, спи, а я пойду, погуляю пока, – и встала с корточек.

Куда разбежалась?

– Стоять! – рявкнул в мыслях я так, что Страж дернулся и покосился на меня с явным недоумением.

Девчонка, уже было повернувшаяся ко мне спиной, довершила поворот на месте и глянула на меня. А у меня от возмущения все мысли рассыпались в пыль, и с минуту мы молча играли в гляделки. Я – стоя на разлегшемся ревуне, взъерошено выгнув спину, и она – прищурившись и вздернув одну бровь…