Хозяйка "Волшебной флейты" - стр. 12
Она снова вильнула плечом, сказала своим шикарным грудным голосом:
- Так батюшка мой купец был, разорился. Сам повесился, имение с молотка пустили, завод забрали. А нам куда, детям? Братцев моих забрали в ремесленники, а я вот помыкалась да к мадам Корнелии прибилась.
Ясно-понятно. Таких историй я слышала море. Только вместо купца – инженер, а вместо торгов – коллекторы.
Отложив папку, взяла вторую. Полистала. Дело Настасьи Менихиной. Спросила:
- Настасья, это кто?
- А курносенькая наша, с пасьянсом, - охотно ответила Аглая. – Из крестьян она. Новенькая.
- Аглая, как вам тут работается?
Я убрала папки в шкаф. Потом посмотрю. Обернулась к девушке. Аглая пожала плечами:
- А как и у других. Нигде не лучше, нигде не хуже.
- О чём ты говорила, когда я сказала закрыть заведение?
- Так ведь девушки платят мадам каждый день, - она усмехнулась и подняла на меня круглые чёрные глаза – такие красивые, такие яркие. – За комнату, за пропитание, за чулки и бельё.
- Дело только в этом? Да не вопрос, Аглая, за сегодня вы не платите ничего.
- Мадам любезна, - коротко ответила она, хмурясь. Я спросила:
- Что такое?
- Мадам любезна только сегодня? Ксенофонта выгнали, за постой не возьмёте… А завтра что?
Она смотрела пристально, цепляя взгляд глазами. Такими выразительными… Я вдохнула, выдохнула. Сказала ей:
- Сядь, Аглая. Поговорить надо.
- Отчего б не поговорить, мадам, - улыбнулась она. Улыбка разилась со взглядом. Девушка умела, как и все путаны, улыбаться одними губами. А вот глаза остались тревожными. Понять её можно, конечно: как не волноваться, когда новая метла приходит и начинает мести? Но я не изменю своей цели. А цель моя – сделать из этого заведения нечто совершенно другое, нежели обычный бордель. Потому что я завязала.
- Сколько стоят твои услуги?
Аглая пожала плечами, стянув шаль на груди, ответила:
- Целковый за свечу.
- И это значит?
Она обернулась, взяла с комода свечу и показала мне:
- Пока горит – целковый. Прогорела – пожалуйте на выход, или Ксенофонт ещё целковый возьмёт.
Свеча была маленькой, тонкой и низкой. Что ж, сколько она может гореть? Полчаса? Знать бы ещё цены в этом мире… Пометила в мозгу: узнать цены. Взяла у Аглаи свечу, спросила:
- И как, хватает мужчинам?
Девушка подняла глаза к потолку, фыркнула, как будто засмеялась, и сказала:
- Есть такие, что хватает, а есть такие, что сразу по три свечки берут.
- Не удивлена, - пробормотала я. Отложив свечу, пробежалась взглядом по папкам на полке: - А что тут? Не только же досье на девушек?
- Ксенофонт тут хранит всякие счета. Он же каждую бумажонку подшивает: за булочки из кондитерской, за чулочки из галантереи, даже за свечи!
- Тут? – я вынула папку наугад, и Аглая кивнула:
- Ага, мадам, это счета за алкоголь. Заказывали муссат в винном доме господина Краузе, а вот пиво дрянное, экономил Ксенофонт…
- Да ты всё знаешь, Аглая! – восхитилась я, разглядывая каллиграфический почерк продавца. Две пинты муссатного вина – это же просто поэма!
- Я, мадам, спросить хотела, - сказала она, и я вновь подивилась её голосу. В нашем мире из неё вышла бы оперная певица. А в этом – жрица любви…
- Спрашивай.
- Мы как теперь работать будем без Ксенофонта? Надо бы нового управника искать.
- Серьёзно? Чтобы он тебя лапал? – удивилась я, закрывая папку. – Нет, уж как-нибудь без Ксенофонтов обойдёмся. Управлять я буду сама.