Хорошие парни не пьют коктейли - стр. 21
Лежа в тёмной палате под одеялом, которое утратило весомость и прижималось ко мне ненавязчиво, не желая душить, истирать и плющить, я всматривался в своё спокойствие. Оно располагалось сразу под диафрагмой и имело форму шара, еле заметно пульсирующего и меняющего цвет от тёмно-синего к тёмно-зелёному, тёмно-коричневому, тёмно-серому и обратно к тёмно-синему. Откуда во мне такое спокойствие? Возможно, оно родилось из осознания того, что всё разрешилось – мать не в больнице, значит, она мертва. Врачище сказал, что я встречусь с ней, когда меня похоронят. Больше нет никаких развилок, выбора – идти прямо или свернуть налево-направо. От меня требуется выздороветь и погибнуть. Да и то – что значит, требуется? Вылечит меня врачище, и убьёт тоже кто-то другой. Получается, от меня персонально ничего не зависит, поэтому и причин для беспокойства нет.
От созерцания сферы спокойствия меня отвлек тихий, но явственный гул, звенящий как висящая в пустом пространстве муха: – Зззззззззззззззззз.
Я задумался, встречаются ли мухи и сугробы в одном месте в одно и то же время. Белые мухи – так называют снежные хлопья. Но разве снежные мухи могут издавать столь продолжительные звуки?
– Зззззаааааа, ззззззааааааа, зззззззааааааа, – гул изменился. Теперь он усилился и больше походил на полотно двуручной пилы, совершающей возвратно-поступательные движения в волокнистой плоти древесного ствола.
– ЗЗЗЗЗЗАААААААА, ЗЗЗЗЗЗАААААААА, ЗЗЗЗЗЗАААААААА, – пила сменила зубья на клыки и обрела мотор, ускоривший и угромчивший её вгрызание.
– ЗЗЗЗЗЗААААААБББББЕЕЕРРРРРИИИИ, ЗЗЗЗЗЗААААААБББББЕЕЕРРРРРИИИИ, ЗЗЗЗЗЗААААААБББББЕЕЕРРРРРИИИИ, – продолжая разрастаться, скрежещущий гул заставил вибрировать мою кровать.
– ЗЗЗЗЗЗААААААБББББЕЕЕРРРРРИИИИ МММММЕЕЕЕННННЯЯЯЯЯЯ!!! – эти же слова повторял отморозок из соседней палаты. Только теперь звук, который чуть не сделал из меня отбивную, стал многократно мощнее и шёл со всех сторон.
– ЗЗЗЗЗЗААААААБББББЕЕЕРРРРРИИИИ МММММЕЕЕЕННННЯЯЯЯЯЯ!!! ЗЗЗЗЗЗААААААБББББЕЕЕРРРРРИИИИ МММММЕЕЕЕННННЯЯЯЯЯЯ!!! ЗЗЗЗЗЗААААААБББББЕЕЕРРРРРИИИИ МММММЕЕЕЕННННЯЯЯЯЯЯ!!! – госпиталь содрогался так, словно оказался в эпицентре землетрясения. Лампы мигнули и взорвались снопами искр, из окон звонко брызнули стекла, по стенам рывками зазмеились трещины.
– ЗЗЗЗЗЗААААААБББББЕЕЕРРРРРИИИИ МММММЕЕЕЕННННЯЯЯЯЯЯ ООООТТТТССССЮЮЮЮЮДДДДДААААААА!!!!! – с каждым толчком раны трещин все шире распахивали свои рваные края.
– Отморозки вошли в резонанс! БыстрААААААААА!!! – пронзительный вопль из коридора вспышкой прорвался сквозь монолитную стену вибрирующего гула, но тут же растворился в нём. Я отшвырнул одеяло и метнулся под койку за миг до того, потолок лопнул и камнепадом обрушился вниз. В полу подо мной разверзлась полынья, и я провалился в крутящийся, вертящийся, кувыркающийся и распадающийся калейдоскоп грохочущей черноты. Я летел вниз, и всё вокруг летело вместе со мной к единой цели – гибели.
Внезапно полёт завершился. Одновременно с этим умолкли все звуки. Калейдоскоп разрушения остановился. Я заглянул в себя, пытаясь понять, состоялась моя гибель или нет, но ничего не увидел. Значит, мёртв. Но может ли мертвец прийти к заключению о собственной смерти? Если мертвец способен делать выводы, то чем он отличается от живого? А если я жив, то почему ничего не вижу, и где моё спокойствие? Наверное, я потерял его, когда рванул под кровать. Разве может покойник существовать без спокойствия? Выходит, всё-таки жив. Внутри ничего нет, но стоит взглянуть, есть ли что-нибудь снаружи.