Хорошая девочка - стр. 47
– У тебя умная голова, но тебе иногда это мешает. Ты все просчитываешь наперед, анализируешь, путаешься и пугаешься. И выходит черт-те что, верно?
– В-верно…
– И что-то на парах Зайчишки у тебя не было проблем, верно?
– Да. Я знаю, но…
– Но во взрослом мире не будет Зайчишек. Там будут акулы Аполлоновы.
– Н-наверное, просто…
– Почему ты думаешь, что он круче?
– О-он…
– Он когда-то тоже был студентом.
– Но уже н-не…
– Зато ты моложе. У тебя впереди больше возможностей. Ты сильнее. Талантливее. И ты намного горячее, чем он, усекла? Почему бы тебе не покорить этот мир, Санта-Анна?
Это просто мед в уши. Мурашки по телу и кипяток по венам. Пусть он продолжает свои уроки. Почему это так круто? Голицын не стал мне симпатичен, но его голос, энергетика… Я хочу поверить в его слова. Могу же я интереса ради воспользоваться его секспертным мнением и понять, что я и правда хороша, горяча?
– Расслабься. – Его пальцы давят на мои плечи, и я пытаюсь расслабиться. Тело постепенно размякает, и я чувствую, что затылок касается груди Голицына.
Аня, Аня, Аня…
– Ты должна понимать, что он просто мужчина. – Его пальцы продолжают массировать мою шею. А потом он, кажется, проводит носом линию от ключицы до уха. – А мы, мужчины, во власти таких, как ты. Не наоборот. И чем больше власть, тем ты круче.
Мне становится жарко, и, кажется, все тело пульсирует. А этого-то он как добился? Не понимаю. Я не могу в это поверить, но хочу, чтобы Голицын поцеловал меня в шею.
Что?
Не знаю, что это, но факт остается фактом. Кожа аж зудит в этом месте. Если бы не больная нога, я бы привстала на цыпочки, подставляясь его губам. Я почти уверена, что за это все бы сейчас отдала. По крайней мере, мне так кажется. Ник наклоняется, и у меня перехватывает дыхание. Я не отстраняюсь.
– Когда ты говоришь со мной, ты другая. – Каждая взрывная согласная создает поток воздуха, который ласкает мою кожу. – Ты дерзишь, рычишь. Мне правда кажется, что ты умнее, чем показываешь. И такая смелая, что тебя хочется… – Давай, говори, что тебе хочется. Если не скажешь, я прямо сейчас задохнусь на месте! – Затащить в первое попавшееся помещение и…
Резко становится холодно, потому что открывается чертова дверь. Злость. Отрицание. Шок. На пороге, застыв, стоит Андрей Григорьевич и хмуро смотрит на нас. На меня. На Голицына, склонившегося к моему плечу. Я сглатываю, но не двигаюсь, даже не моргаю. Его бровь ползет вверх.
– Когда закончите… – Аполлонов осекается. – Через пять минут совещание. Вам полезно…поприсутствовать.
Черт! Дважды черт!
Он явно пришел за чем-то другим. Аполлонов же не секретарь, чтобы нас приглашать на совещание! Но, кажется, передумал и ушел, хлопнув дверью. У меня будто весь воздух выбивают из легких, и с громким «ах» я оседаю на пол.
– Что ты наделал? – Меня накрывает паника. – Это максимально непрофессиональное поведение. Мы же на… РАБОТЕ! Что он… Боже, он подумает, что мы…
– Воу, да это идеально, Аннабель-Ли! – почти восхищенно выдает Голицын. – Ты видела, как он растерялся?
– Что?
Ничего не понимаю.
– Он даже забыл, зачем пришел. Ты его удивила! Его верная собачонка, которая не могла объяснить, когда день, а когда вечер, сачкует на рабочем месте, хах!
– И зачем ему такой работник? – восклицаю я.
– Вчера вечером ты, как ответственный человек, разобрала вон тот стеллаж и к тому же сдала Семену Иванычу целую коробку годных обрезков. Почти ничего ведь не утилизировала? Знаю, что нет. Ты разобрала эту ерунду по цветам, как будто тебе больше нечем было заняться. Так? Так! – Ему плевать на мои ответы, он разговаривает сам с собой. – Ну, знаешь, это мышиная работа, на которую всем плевать.