Хореограф. Роман-балет в четырёх действиях - стр. 37
«Дети с театральной улицы» – в начале этого фильма стайка совсем юных воспитанников Вагановского бежит, легко взлетая в прыжках, по песку Финского залива; беспечные на вид, счастливые дети: мальчики и девочки, меньше всего, как ни странно, думающие о любви.
Они танцевали любовь, ведь все балеты, почти все танцы мира – они о любви, и только о ней. Но в реальной жизни они учились любить гораздо позже, чем их ровесники. Для них не существовало телесных тайн, они росли друг у друга на глазах: бегали полуодетыми по коридорам, раздевались и одевались за кулисами, стыдливость… да им было не до неё, о чём вы?
Кармен – Альварадо Бремер
При этом они были невинны в гораздо большей степени, чем обычные школьники: тело не было для них чем-то стыдным, запретным, но не было и предметом вожделения; им нужно было нечто большее, чем тело и физическая красота, чтобы влюбиться.
На уроках делали поддержки: мальчики привыкали держать партнёрш, они не думали о том, девочка это или мальчик; никому из них и в голову бы не пришло просто так, не ради танца положить руку девочке на коленку. Разве что чисто по-дружески… а для дела они держались за все места: талия, ноги, спина… ничего запретного.
Античная невинность и естественность.
Из дружбы, постоянного партнёрства, частых совместных репетиций могло вырасти что-то… наверное, та самая любовь? Кармен улыбалась, и он улыбался ей – так же, как другим девочкам или нет? С Таней Подкопаевой он танцевал и репетировал гораздо охотнее: она была талантливее, они были хорошим дуэтом – хорошей парой? Нет, парой они никогда не были, хотя их полуодетые разгорячённые танцем тела прикасались друг к другу столько, сколько тогдашним подросткам и не снилось… и никакой любви.
Нужно что-то большее… он точно знал, что Кармен влюблена в него: сколько книжек и фильмов о любви уже было в его жизни, должна же быть и любовь? Ему хотелось думать, что это любовь: как в книжках, как у всех.
Мечты о любви не шли дальше последнего кадра любого фильма – поцелуй… да, пожалуй, тайком целоваться с Кармен было приятно, но в пятнадцать лет, привычно прислушиваясь к своему телу, так и не поймёшь: это та самая любовь? Или всё-таки нет?
– Мальчишки вы! Что бы вы понимали в любви? – многозначительно закатывал глаза болгарин Румен. – Небось, «Плейбоя»-то в руках не держали? А если уж говорить об античности… могу вас кое-чему поучить, детки! Все эти ваши девчонки… ну их! Бывает и другая любовь… что скажешь, а?
Он подмигнул новичку: чех Любомир Кафка (никто не заинтересовался знаменитой во всём мире фамилией!) присоединился к ним в выпускном классе, приехал на усовершенствование, на один год.
Старше всех, красивый и эффектный, он уже был звездой – или так казалось? У него был опыт работы в театре, он был хорош в классическом танце, стал лучшим в их классе. Они все смотрели на него с обожанием, снизу вверх: не Барышников, конечно, но всё же… и педагоги хвалили его, и когда американцы приехали снимать свой фильм, то ни у кого не было сомнения, что Кафка будет там в одной из главных ролей.
Любомир Кафка и Михаэла Черна. Репетиция
…Этот и несколько других фильмов – это, увы, едва ли не всё, что сохранилось для будущего от прекрасного Любомира: его давно уже нет, умер рано, в Германии, недолго побыв звездой. Та же «чума ХХ века», что унесла Фредди Меркьюри и многих других…