Холодный путь к старости - стр. 76
– Мужик, кончай ерундой заниматься! – крикнул я ему вполне пристойно.
– Убирайся домой, мутило!
За точность последнего слова не ручаюсь, возможно, прозвучало нечто худшее, я не сдержался.
– Сейчас в милицию позвоню, – пригрозил и поспешил домой под перестук пневматических пулек и лай сволочного пса.
– Звони. Мутозвон… – полетело мне вслед.
Подъездной дверью я отделил собаку от своего уже полупальто и быстрее в квартиру, к телефону, а потом во двор, чтобы встретить подкрепление. Милиция прибыла быстро. Ребята в форменных сине-серых телогрейках забежали в подъезд нарушителя моего спокойствия, а потом вышли на улицу и ко мне.
– Все в порядке, гражданин. Можете отдыхать, – сказал один.
– Что будет с хамом?
– А что с ним должно быть?
– Повлияйте. Он сущий дебош сотворил.
– Какой дебош? Ничего не было. Ты, мужик, выпил лишнего.
– Как не было?…
– Так не было. Выпил, иди и спи.
– Правды хочу… – настаивал я.
– Ах, правды… Полезай в машину.
Запихнули меня в милицейский «Уазик», по бокам сели два страшнейших мордоворота, коим только рэкетом заниматься, и повезли в отдел, приговаривая:
– Счас, мужик, посадим тебя в камеру к отбросам общества, похуже тебя. Поубираешь за ними мусор и отходы телесного производства, вмиг протрезвеешь и понятливым станешь.
В отделе меня оскорбляли, унижали, требовали отказаться от написания заявления на сволочного соседа со сволочной собакой, а моих грехов-то было, что выпил вечером, но не до потери же человеческого разумения, а значит, и достоинства.
– Ты ж пьяный, какое заявление? – убеждали меня.
– Мы тебя палочками попрессуем, – устрашали меня.
– Гад меня собакой травил и пульками. Его к ответу надо, – не сдавался я.
– К ответу так к ответу, – сказали мне. – Поехали на медицинское освидетельствование – приравняем тебя к алкашам…
По дороге милиционеры меня опять обзывали:
– Мужик, ты полный мутак. Наверное, на учете состоишь? У тебя травм головы не было? Не было? Значит, будут…
– Да у тебя, наверное, желтый билет…
– А ты, случаем, сам не кусаешься?..
В больнице тоже не церемонились, и я заявил:
– Добровольно на обследование не дамся. Совершаете насилие, так совершайте до конца.
Сказал и встал в оборонительную позу боксера.
– Как же кровь брать? Он ненормальный, – испугалась врач и отказалась ко мне подходить.
– Ну козел! Ну козел! – обозвали меня. – Бери его, ребята, и назад в отдел.
В отделе сызнова принялись унижать и стращать:
– Либо ты, башка сосновая, отказываешься от заявления, либо в камеру определим.
– От правды не откажусь. Делайте, что хотите, – не поддавался я.
С меня сняли обкусанную собакой дубленку и повели в камеру. На пороге приостановили, чтобы я послушал, как собравшиеся милиционеры обсуждали то, что меня ждет. Они жутко хохотали. Ко мне подошел страшенный парень в гражданской одежде, может, переодетый мент, а может, и уголовник какой. Это порой сложно разобрать. Он оценивающе пуганул:
– Хороший мешок. Буду на тебе удары отрабатывать…
Но я, как Коперник перед сожжением, настроился на муки ради правды. Да хоть на крест. Меня заперли в камере… Спать не дали. Проскрипели засовы, и вновь на психические опыты.
– Ты еще намерен заявление писать? – спросили.
– Моей воли не сломить…
– Мы еще не начинали. Сейчас пойдешь в другую камеру, переориентируешься…