Холодный - стр. 7
Сейчас я внимательнее к нему присмотрелся. Голова-то чуть седая и ещё по природе: белобрысый он. Глубокие морщины от прищура на солнце, и в общем, ну, наверное, погорячился я с дедушкой... Притом, ведь даже не заметил, как его это задело. Сам-то я похлеще выглядел. Несмотря на подтянутое тело, лицо молодым не назовешь. Вот руки теперь молодые, хоть в карманы прячь!
– Михалыч...
– Что Михалыч? Я, мож, за Маней с молодости наблюдаю. А она все прынца ждала. Все ей не глянулись, нос воротила. Так в старых девах и засиделась. У меня уж надежда зрела. А ты явился и по больному! Но сердиться почему-то не могу на тебя. Давай деньги, коли так настаиваешь. Мож, тогда Маня и глянет в мою сторону.
Мы вошли в избу Михалыча.
– Вот. Высыпал я две здоровенные пригоршни золота на стол под ошарашенный взгляд хозяина. Прийди и закажи у нее на приличную сумму, а там свидитесь почаще. Может и сложится у вас.
Михалыч молчал, явно обдумывая мои слова. Это как я попал-то! Даже не думал, что такая как Маня приглянется кому, а уж Михалыч мужик крепкий, видный да умный. Вот и поддел ради смеха мужика. Только и остается руками развести, что он в ней нашел? Так ведь не первый год как – с молодости! Другое дело моя внуча. Наверно, первой красавицей была такая хрупкая и черты явно точеные, правильные были... И что за комок какой-то внутри меня бесится, просит быстрее к ней рваться? А мне ещё двадцать минут как-то выждать осталось. Я ж по сути не знаю её, с чего беспокойство такое? Одно могу сказать, что если бы не она, к людям я бы ни за что не решился выйти. А теперь уж с двоими пообщался, и ничего не произошло. Похоже и друга себе завел. Уж не припомню, когда я улыбался, да столько раз на дню, как с Михалычем! Хороший он мужик.
Хотя понимаю, что выходить снова без надобности не решусь, но так от того что поговорил с человеком, на душе тепло стало, будто у костра согрелся.
– Лёша? О чем задумался? О внучке?
– И о ней, и о тебе думал.
– А обо мне-то чего?
– Только хорошее. – Улыбаюсь, получив ответную искреннюю улыбку – Травы всё собрал?
– На, держи. – Михалыч всучил мне в ладонь стопку синих купюр и поджал пальцами. Я удивленно уставился на деньги.
– На што ты мне их суешь?
– В город тебе ехать понадобится. Там золотом не расплатишься, а то и вовсе за вора примут. Бери-бери. Сейчас такие в ходу.
– Да есть у меня и такие, немного правда. – Я высыпал из карманов штанов ворох разноцветных бумажек номиналом от рубля до ста тысяч рублей. Видишь!
– Цыц! Слушай знающего человека. – Отрезал Михалыч. – Лекарства они дорогие, не укупишь. Купюр не хватит, что делать будешь? Есть у него... – Ворчаливо хмыкнул Михалыч, с деловым видом знающего человека. Раскусил что ль меня?
– Все. Прячь. Я вон, аж два листа тебе расписал что как принимать. Основное ещё на словах скажу, по дороге к Мане.
– Идем? – С плохо скрытым нетерпением спрашиваю я.
– Есть ещё время. Садись давай. – Михалыч кинул беглый взгляд на табурет у окна. Я не цирюльник, но ровно сделаю.
– Ровно? Ты о чем?
– Не с такой же бородой тебе в город соваться. Или тебе вера какая не позволяет её стричь?
– Да крещеный я, как все. – Рассеянно соображая к чему он, отвечаю Михалычу.
– Садись. – Уже с нажимом говорит тот. – За бомжа примут. Сейчас подравняю аккуратней. Ты чего сам не стрижёшься? Борода до пупа как у попа, а коса как у девицы. Ножниц что ли нет?