Холодный - стр. 16
– Я… Мы... – Вдруг начала она свой рассказ и расплакалась. Пока мы говорили, а я в придачу занимался самокопанием, совершенно не обратил внимания на то, что она на эмоциях села, и только сейчас это осознал. Я было дернулся к ней, чтобы её уложить назад, но она обвила меня руками и расплакалась, притянувшись к моей груди.
Лучше бы она этого не делала… Близость человеческого тела, его тепло, тонкий девичий аромат взбудоражили во мне всё, а её слезы довершали мои стенания. Стук её сердечка будто отдавался в моих жилах, а она предстала в воображении загнанной пташкой, забившейся в спасительное убежище. Эти чувства, что меня захватили… У меня возникла потребность срочно защититься, оттолкнуть её и сбежать, но это было бы неправильно и жестоко, не сейчас, и я это понимал. У меня дрожали руки, нет, все тело. Я непроизвольно перестал дышать и все что делал, так это потихоньку поглаживал её по спине.
Примерно через полчаса она успокоилась, оторвалась от меня и заглянула своими васильковым глазами в мои, а я понял, надо было сбежать… Сейчас уже поздно…
– Спасибо. – Чуть слышно сказала она, а я пытаясь скрыть замешательство после неожиданной близости, отступил шаг назад. Кто бы меня теперь успокоил… – Теперь я уверена, что ты хороший человек. – Что? А до этого она что думала? Похоже, это и есть хваленая всеми женская логика! Полчаса погладил по спине и уже хороший, а то, что до этого выхаживал её почти три дня, для неё ничего не значило? Я ж думал такое только в книжках пишут для смеху. – Может теперь и ты ответишь на мой вопрос? – Сказала она, по-детски потерев кулачками глаза и подарив мне открытый, полный наивности васильковый взгляд.
Вот этого я сейчас точно не ожидал... Даже мое, казалось, минуту назад безнадежное состояние исчезло без следа, прибитое её логикой.
Сейчас она смотрит с ожиданием на меня?!
То есть: Я… Мы… – это был её рассказ? А, ну да! Ещё полчаса плача, результатом которого стала прилипшая к груди рубаха... И почему сейчас я чувствую себя просто обязанным выложить все как на духу?
Сам не знаю, но почему-то это все вызвало у меня улыбку, и я не сдержав порыв все же ответил:
– Хорошо. Отвечаю. Мою одинокую жизнь можешь назвать трауром по прежней жизни, и некой ответственностью перед жизнями живущих где-то там людей. И я далеко не такой молодой и красивый, как ты себе возомнила.
Моя пациентка не отводя от меня глаз, широко улыбнулась и тут же схватилась за треснувший уголок рта.
Нет! Посмотрите на нее! Она уже улыбается! Будто только что не она мне рубашку насквозь прослезила! Так-то оно, конечно, лучше...
– Какой ты глупый! – Перебила мои мысли девушка. – Думаешь, я не вижу какой ты есть! Явно, молодой и красивый! – А нравоучительный тон откуда у такой кнопки? – У нас во всем городе таких парней раз два и обчелся! – Девушка на секунду призадумалась, мечтательно глядя куда-то вверх и приложив указательный палей к губам, – и вдруг выдала: – Тебя бы ещё побрить и на обложку! Мои глаза меня ни разу не подводили! Глаза?!
На последнем слове она схватилась за глаза, и на её лице мгновенно отобразилась паника. Она то держалась за глаза, то растерянно смотрела на руки, то переводила взгляд на меня.
– Как? – В этом коротком слове и умоляющем взгляде направленном на меня роился не один вопрос. – Они выжгли их мне свечкой… Он сказал, что… – Тут она закрыла глаза, и по её щекам потекли капельки слез. Она что-то продолжала говорить, но всхлипы и слова смешивались. Сквозь них я просто ничего не мог разобрать, и мой хваленый слух мне здесь только мешал. – перед… тем… как сделал это... – Расслышал, наконец, я слова, перед тем как девушка закончила рассказ. Ничего не понял, кроме свечки, но не переспрашивать же такое?