Холодный - стр. 15
– Похоже кому-то стало значительно лучше и у него проснулась любопытство? – Нарочито бодро ответил я. – Нет, я живу здесь совершенно один. Мои родители давно умерли. – Почему-то врать ей совершенно не хотелось, но и правдой напугать её я не мог. И ни к чему кому-то знать.
– Извини, просто… когда я узнаю о тебе немного больше, думаю, мне станет спокойней. А с кем тогда ты живешь?
Мое нутро шевельнулось, и я мгновенно вспыхнул и на повышенных тонах выпалил:
– Я же сказал, один. А если быть точным – сейчас с тобой, но только до тех пор, пока ты не встанешь на ноги. Потом, даже если будешь упираться, тебе придется уйти отсюда. Тебе здесь не место. Ну что, узнала больше? Тебе стало спокойней? – С вызовом в голосе закончил я.
Она абсолютно не обратила внимания на мой тон, что удивительно. Смотрит с тем же спокойным любопытством.
Нет. Мы оба тут ненормальные… Но я-то понятно почему, а она? Как можно после пережитого так спокойно реагировать на мой тон и такие слова? Мне самому после моего высказывания не по себе стало. Запоздало пришло чувство вины перед беззащитной и без меня угнетенной девушкой. Но нет худа без добра. Зато я, высказавшись, немного успокоился и взял себя в руки.
Однако её вопросы явно не закончились. По одному виду сказать могу, хоть и одичал. Точно, ожила на мою голову. Существовал тихо-мирно, без этих резких перепадов настроения, а теперь? Неужто так и поведется? Пока я снова не сорвался, поспешил более дружелюбным тоном предупредить девушку.
– Давай договоримся. Личных вопросов уже достаточно. Я готов поговорить с тобой на любые другие темы.
– Хорошо. Тогда можно всего один последний вопросик? – А бровки-то как забавно подняла, будто два домика! – Я просто не могу понять. Как такой молодой красивый парень может жить один посередине леса? Неужели у тебя нет друзей или людей, с которыми ты хотел бы пообщаться? Просто на твоём месте я бы сошла с ума от одиночества. – как-то чересчур обреченно, с сожалением, закончила она. Впору себя жалеть начинать?
– Хорошо, тогда сначала ты мне ответь на вопрос: «Что могло заставить красивую девушку валяться ночью в овраге в Волчьем лесу?»
Сказав это, я открыто и с вызовом посмотрел ей в глаза. Тут же понял, что опять разозлился и в довесок лопухнулся относительно своего местонахождения.
Девушка, чуть замешкавшись, кивнула. Меня добило именно то, что на удивление она не спугнулась, не расплакалась, а приняв вызов, решилась мне всё рассказать.
Она будто не замечает вспышек моей агрессии, неуместной грубости в моих словах, пропуская их мимо себя… Смотрит так доверчиво… И это меня злит и почему-то радует одновременно. А как же посттравматический синдром и психологическая травма?
И что это мой язык так развязался? С Михалычем столько времени провел и все спокоен был. Конечно, молол языком на радостях, но ничего путевого не рассказал. Ничего внутри не бурлило. А сейчас, будто в кипяток после льда, и так по кругу, – опасным это становится... Моментально вскипаю и так же быстро отхожу. Неведомо мне ещё это состояние. Может мне на воздух выйти? Ну нельзя мне с ней общаться. Ввязался же…
И тут я понял: это она заставляет меня чувствовать себя беззащитным… Наверно, таким образом, внутренне, я так пытаюсь защитить себя. Я хочу защитить ее, но не меньше я хочу защитить свою территорию, свою тихую жизнь. А ей даже язык не повернется соврать. Не понимаю почему, и это злит! С ней нужно быть очень аккуратным в словах, но где мне одичалому? Сколько раз на дню уже смешался… Если так пойдет, боюсь ненароком и на вход в дом наведу, а может и про деньги ляпну. Хотя это и не дом, а всего лишь пространство в скале, которое я так называю. Да и деньги мне шибко ни к чему, так, счет не забывать. Да вот только одно слово: «золото», — сюда толпы нежелательных гостей привлечь может. А я тут обжился, и совершенно нет желания терпеть тут чужаков, кроме неё. И…