Холодина - стр. 35
«Вроде норм, – ответил себе уже мысленно, чтобы не превращаться в психа. – Надо печку проверить – и можно заселяться».
Быстро занес дров из сенцев, топориком нарезал щепу и полез в топку. Фонарик плохо освещал печное нутро, но я заметил, что вместо пола там была железная решетка.
«Прикольно! – удивился я. – Получается, дрова прогорят, а зола просыплется вниз».
Внизу под топкой тоже имелась камера. В которую был вставлен железный… ковш? Его задняя стенка служила дверцей камеры. Интересно всё устроено, однако!
– Ладно, потом повосхищаемся!
Нарвал, намял бумаги (возле печки лежали какие-то исписанные тетрадки) уложил сверху щепу – и запалил. Бумага тлела вместо того, чтобы гореть щепа занималась плохо. Отсырели, что ли? Нарезал новую партию, снова сложил, придавил сверху колотыми брусками, чтобы те быстрее сохли – и снова поджег. И снова. И снова. Дрова чернели, пускали тонкие стрелки дыма, зажигались отдельные багровые точки, но пламя не разгоралось, хоть, тресни! Едва прогорала бумага – всё постепенно угасало.
– Сука! – зарычал я и рванул к машине.
Сейчас плесну бензина – загорятся, как миленькие! Уже возле тачки перевел дух, успокоился. И одумался. Поджигать бензин в замкнутой камере топки – это не очень разумное решение. Мало ли как рванет. Лучше масла подлить. Взял из багажника запасную бутыль и вернулся в дом. Снял с варочной плиты кольца да прямо через верх полил дровишки.
И поджег.
Ну, что сказать… Загорелось. Хорошо загорелось! И через пару секунд комната наполнилась густым дымом. Который, вследствие присутствия машинного масла, оказался еще на редкость едучим и вонючим.
– Мать твою! – я распахнул входную дверь и выскочил в сенцы.
Жилье клубилось дымом, его волны причудливо извивались в свете редких лучей света. Прикрыв лицо рукавом, я смотрел, как дым лезет изо всех щелей: из дверцы, из нижней камеры, через варочную плиту. Но вылезал он и сверху. Там, под самым потолком, среди белого-белого находилась какая-то черная поперечная полоса с торчащим железным кольцом. Вот из этой полосы тоже сочилось.
– Погодите-ка…
Зажав нос, я окунулся в дымные клубы, дотянулся до кольца и потянул. Кольцо оказалось частью железной пластины, которая выдвигалась из печного нутра и также задвигалась обратно. Заслонка!
– Да вашу ж Машу! – заслонка перекрывала трубу, потому-то так люто и дымило!
«Получается, и дрова поэтому не загорались, – озарило меня. – Тяги нет, кислород внутри печи выгорает – и вся эта хрень тухнет».
Я выдвинул заслонку на максимум и вернулся в сенцы (так как дышать было категорически нечем). Волшебство началось сразу же, но развивалось постепенно: печь перестала чадить, дым медленно рассеивался, а дрова в печи, судя по всему, стабильно горели. Через полчасика я вошел внутрь и прикрыл дверь. Гарью всё еще воняло, но воздух стал относительно чистым. Осторожно открыл дверцу… от этого магического действия нутро печи аж загудело! Тяга стала еще сильнее – я буквально видел, как дрова превращаются в угольки и пепел.
«Надо еще подкинуть!».
Выскочил в сенцы, набрал огромную охапку колотых полешек и вернулся.
– Даю тебе, чтобы ты дал! – я скармливал печи деревяшку за деревяшкой. Слова древней римской молитвы вылезли из какого-то подсознания и вербализировались сами собой. Где я это слышал?