Ходжа Насреддин и Посох Моисея - стр. 4
– В следующий раз, Сэр Тоби, рассказывай анекдоты, но только не про женщин! Это жестоко по отношению к нам!
– Вы полагаете, у меня для вас всегда будет большой выбор свежих анекдотов, да еще и арабских? Где мне их взять в этой пустыне?
– Переходите на сказки из «Арабских ночей», – предложил весьма упитанный розовощекий лейтенант Сейл.
– Хорошо, – улыбнулся Грегсон, – тогда слушайте сказку о хитрой девушке по имени Шабка Хамра и коварном ифрите Аль-Сирхане.
Майор оторвался от чтения Таймс. Остальные тоже отложили газеты и с любопытством уставились на рассказчика. Грегсон, купаясь во всеобщем внимании, как актер на сцене, откашлялся, чтобы прочистить горло, и начал нараспев:
– Во имя Аллаха, Милостивого, Милосердного! Да будет ведомо тебе, о достопочтенный саед-миджар, и вам, его верные слуги, что в те времена, когда пальмы склонялись до земли от тяжести плодов, а бедуины кочевали меж барханов, жила в одном оазисе девушка по имени Лейла. Но прозвали её люди Шабка Хамра, ибо носила она шапочку цвета зари, вытканный её почтенной старой родственницей из рода Бану-Хашим.
– Шабка Хамра – это, наверное, значит Красный Платок? – встрял было Джеки, но на него зашикали остальные. Грегсон почувствовал, что завладел публикой и с улыбкой продолжал:
– «Однажды мать позвала Шабка Хамра, поставив перед низким столиком из финикового дерева, на котором дымилась чашка крепкого кофе с кардамоном, и сказала: «О дитя моё, совершай молитву, вели доброе и удерживай от дурного, как велит нам Аллах. Возьми эту плетёную из пальмовых листьев корзину – в ней лепёшки из ячменной муки, финики из садов Янбу и целебный зифт – масло от лихорадки. Отнеси их бабушке, ибо дошло до меня, что хворь сразила её. Но ступай дорогой прямого пути и не сворачивай в Долину Тьмы Вади-аль-Зульм, ибо сказано в Писании: «И не вступай на путь грешных». Там рыщет ифрит Аль-Сирхан, принявший облик волка, и хитростью заманивает он путников в погибель.»
– Нет в пустыне волков, – снова встрял Джеки.
– «…принявший облик огромного шакала, и хитростью заманивает он путников в погибель.», – не прерывая речитатива поправился Грегсон. – «ИншаАллах, я буду осторожна!» – ответила Шабка Хамра, поправив алый платок и подвязав корзину на спину, как делают все бедуинские женщины при долгих переходах. Шла она тропой, усыпанной мелким щебнем, мимо одиноких акаций, пока не услышала шорох за камнями. Перед ней возник старец в рваном бурнусе, опираясь на посох из тамариска. Глаза его сверкали, как звёзды в ночи.
«Мир вам, о обитатели этого места!» – сказала Шабка Хамра, вспомнив слова приветствия, как учил её отец.
«И тебе мир, о дитя пустыни!» – ответил старец, но голос его был словно скрежет камней. – «Куда путь держишь в этот знойный день?»
«К бабушке в селение за барханами», – ответила она, забыв о предостережении.
«О, какая благочестивая внучка!» – прошептал старец, и вдруг кожа его потемнела, а тело вытянулось, превратившись в огромного волка с шерстью чёрной, как смола Мёртвого моря. – «Но знай, я – ифрит Аль-Сирхан, и твоя бабушка уже в моей пещере!»
Когда Шабка Хамра достигла одинокого шатра у высохшего русла, её встретил хриплый голос: «Войди, внученька, и накрой сосуд с водой, чтоб скорпионы не попали в него…»
Но тут девушка заметала, что полог шатра порван, будто когтями, а в углу валялся разбитый кувшин для омовений.