Ходили мы походами (сборник) - стр. 22

Известно, что долгое пребывание за границей оказывает эффект, подобный хорошему курсу физиотерапии. Кожа постепенно молодеет, разглаживается, принимает младенческий нежно-розовый цвет или наоборот, бронзовеет, как от горного солнца. Такая метаморфоза происходит непременно со всеми, причем, как клянутся сами эмигранты, не требует от них особых усилий, кроме постоянного пребывания в обширном географическом регионе, называемом у нас исчерпывающе просто – за бугром. В общем, Ося глядел таким молодцом, что глаз трудно отвести. В прошлом году он позволил сыну свозить себя в Испанию. Там присутствовал на корриде и видел, как бык насмерть забодал тореадора. Ося сочувствовал быку.

– Ты помнишь, как мы тогда переживали за этих испанцев? Деньги собирали. Чтоб вы сейчас так жили на эти деньги, как они. Ему надо видеть. – Ося устремил костлявый палец в Аркадия. – Мы уже что? Он – молодежь.

Молодежь как раз разливала водку: – Так вы меня, дядя Ося, пригласите.

– Действительно, – поддержал Аркадия отец. – Сделай ему приглашение. Я бы сам поехал.

– Вот и приезжай.

– Куда мне. Я из Берлина, как убыл в сорок пятом, даже медаль забыл получить. Не город был, а груда битого кирпича.

– Как же так с медалью? – с годами у Аркадия рос интерес к ветеранским воспоминаниям. Отец воевал достойно, им можно было гордиться. И не врал, не хвастал, даже вспоминать не очень любил.

– Такое мое счастье. Командир дивизии вызывает. – Мирон, одному тебе из всех архаровцев могу жену доверить. Разрешили ее на две недели принять, отовариться. У нас все склады были трофейным барахлом забиты. Она, бедная, так набегалась, всюду нужно успеть. А мне, значит, приказ – вези ее домой, в Саратов вместе с бебихами. Что делать? Я и повез. Дотащил, выгрузил, а сам, нате, заболел. Туберкулез открылся, легкое в сорок втором году простреленное. И в госпиталь на пять месяцев. Еле жив остался. Еще легко отделался, вышел, дайте, прошу, к ребятам, в часть съездить. Нечего, говорят, пиши отсюда. Я тогда не знал, их уже два месяца, как их на Дальний Восток перебросили. Главное, проезжали рядом, пока я там валялся. Вот так. Встретились через двадцать лет. Они говорят, только ты уехал, мы медали за Берлин получили.

– А ты? – Спросил Аркадий.

– А-а, – отец махнул рукой. – Все хорошо вовремя. И так полный иконостас. Ты сам половину растерял, когда малый был.

– Жалко. – Сказал Ося.

– Еще бы тебе не жалко, когда ты в тылу сидел.

– Ладно вам.

– Пусть говорит. – Успокоил Аркадия Ося. – Еще неизвестно, где бы ты сейчас, вояка, был, если бы не я. Я, между прочим, два раза заявление на фронт подавал. Не отпустили, отказы остались. Когда выезжал, говорят, снимите с документа копию. А зачем мне у немцев копия? Я на Урале с завода месяцами не вылезал. В снегу ночевал. Ноги отморозил. Видел, в старой хронике показывают надписи на снарядах. Смерть фрицам. Это мои пацаны писали. А теперь мне фрицы ноги отмороженные лечат. И пенсию платят. Вот как жизнь повернула.

Ося сидел ухоженный, ладный, лоснился от немецкой еды, лосьонов, витаминов, бесплатного ухода. Даже не верилось, что где-то у него может болеть.

– Аркашу пригласи и считай, мы за войну квиты.

– Давай. – Согласился Ося. – Пусть запишет данные. Только учти, я с ногами не ходок. Ночлег предоставлю, а развлекайся сам.