Хочу тебя испортить - стр. 10
Вырвать ладонь у меня не получается. Жалкие попытки лишь усиливают хватку придурка. В какой-то момент мне даже кажется, что он способен сломать мне кисть.
Как только Бойко заталкивает меня в какой-то чулан, стремительно оборачиваюсь и смотрю на него с укором.
Спокойно, Варя, спокойно…
Эмоции работают против меня. Я должна вернуть себе самообладание и привычное хладнокровие. При наличии ума и изобретательности можно договориться даже с маньяком.
Уверенность вспыхивает внутри меня и тотчас тухнет. Вместе с ударом двери, которую Кирилл за собой захлопывает, отрезая нас от света.
Я не могу определить, в какой части помещения он находится. Я не вижу даже очертаний. И внутри меня скоропалительно разрастается паника.
Сердце набирает обороты. Дыхание становится частым и громким. Пульс молоточком стучит в висках. Ладони потеют и начинают дрожать.
По памяти бросаюсь к двери, но, не преодолев и полпути, налетаю на Кирилла. Вскрикиваю, не успевая тормознуть эмоциональный разгон. Шумно выдыхаю и, сцепляя зубы, давлю все звуки, что рвутся из груди. Кроме них, в горло толкается сердце. Кажется, оно способно меня задушить.
– Воу-воу, – слышу в голосе сводного братца смех. Перехватывая мои руки и с силой сжимая запястья, дает понять, что освободиться у меня не получится. – И чё мы так быстро сдулись, центурион? Ну? Самое время заорать: «Это Спарта!» и выкинуть очередную хрень. А лучше… Так и быть, дам тебе возможность свалить, если ты извинишься. У тебя минута.
– Центурионы не имеют никакого отношения к Спарте, – выдаю я голосом робота из электронной библиотеки. – Центурионы – это римская армия, а Спарта – город в Греции.
– Пофиг. Хватит умничать. Время пошло!
Умничать – это все, на что я сейчас способна в создавшейся ситуации. Выдавить из себя извинения мне не то чтобы стыдно. Просто… Если я сейчас это сделаю, Бойко посчитает себя победителем и продолжит творить все, что ему вздумается.
Сердце так и грохочет в груди, пытаясь выбить себе путь наружу. А кожу запястья жгут и раздражают чужие грубые руки. Я считала себя сильной, но по правде, прежде мне никогда не доводилось переживать столь агрессивный стресс.
– Я не стану извиняться, – сообщаю Бойко якобы спокойным и уверенным тоном. – Может, я погорячилась и выразилась недопустимым образом, но твоя вина значительнее и…
Договорить Кирилл мне не дает. В ужасе задыхаюсь, когда он выпускает мои запястья и… начинает стаскивать с меня платье.
– Что ты делаешь? – выпаливаю срывающимся голосом, как только удается возобновить речевую функцию.
Никогда раньше не обращала внимания, но, оказывается, прикосновения стоячего комнатного воздуха к голой коже можно ощутить физически. Он лижет прохладными языками сначала спину, а пару секунд спустя верх груди и живот. Ткань со скрипучим шорохом соскальзывает вниз по моим бедрам, и колючий воздух обволакивает уже их.
Руки Кирилла касаются моего тела всего лишь раз, когда он обворачивает предплечьем мою талию и, приподнимая, забирает из-под меня платье.
– Никогда не вмешивайся в мои дела. Не называй меня братом. И не смей, мать твою, при посторонних раскрывать в мою сторону рот, – жестко высекает он, тяжело дыша мне в лоб. – А лучше вообще, блядь, ко мне не подходи.
Выдав все это, чертов придурок выходит, прихватив с собой мое платье. Я же остаюсь в одном белье посреди затхлого чулана. В темноте и в компании такой же беспомощной и отчаянной, как и я сама, ярости.