Хлябово - стр. 5
Возле погнутого шлагбаума, перекрывающего машинам въезд на дамбу, – навстречу трое. Старшаки, я их не знаю. Впереди идёт парень, метёт коричневыми клешами пыль, на концах штанин металлические заклёпки. Торс голый, рубаха на поясе повязана, рукава болтаются. На нас смотрит, щерится нагло. За ним ещё двое, похлипче, – я их не разглядел, взгляд отвёл.
Сходим с тропинки, под ноги смотрим, чтобы не прицепились, пропускаем.
– Черновские, – шепчет Кащёй. – Серёга Сомин.
Чёрная – это ближайшая к нам деревня. Наша – Хлябово. Мы – хлябовские, они – черновские.
– Пошли, чего встали? – тороплю я, ощущая, как проходит лёгкий мандраж, охвативший при встрече с этими…
– Да погоди ты! – огрызается Кащей. – Посмотрим, как они с нашими… Вдруг махалово?
Ждём. Нас эти разборки никак не касаются, просто интересно.
Наши черновских заметили. Навстречу выходит Лёша Ключик в чёрных семейных трусах. Я его знаю, возле пруда живёт. Он какой-то… с придурью, что ли… Жмут руки. Усаживаются все вместе на плитах.
По осклизлой тропе (здесь почему-то тропа всё время сырая) минуем посадку, которая оканчивается разросшимися кустами акации. Срываем жёлтые стручки, вычищаем мягкие семечки и обкусываем стручок посередине. Дуем. Монотонные трубные звуки повисают в воздухе. У меня опять ничего не получается – только шипение и слюни на губах.
Обидно! Я так никогда и не научусь гудеть через стручок.
Тропинка вьётся по полю, вверх к кладбищу. За кладбищем, среди крон деревьев, видны крыши домов. Жарко. Лёгкий ветерок оглаживает засеянное овсом поле, и оно всё в цветовых пятнах: от ярко-зелёных до белёсых. Мельтешат бабочки – их много. Капустницы, лимонницы суетливо мечутся, уносятся в сторону и снова кружат возле ног над тропинкой.
Договариваемся встретиться через полчаса на скамейке возле дома Вальта, пойдём на Острова.
Наша деревня – в сорока километрах от Москвы. Это сейчас кажется, что близко… но время меняет расстояние, тогда, в шестидесятые, казалось довольно далеко… Ближайшая железнодорожная станция – Трудовая. От станции – нужно два километра пешком или на попутке. Деревня вытянуто разлеглась на возвышенности, чуть сползая с пригорка к воде. Дома – по обе стороны просёлочной дороги, изрытой ямами, полными дождевой воды. Вдоль заборов, по обе стороны от дороги, вьются тропинки, а всё остальное придорожное пространство заросло высокой жирной травой и лопухами.
Деревня делится на две почти равные части: «тот конец» и «этот конец». Столь размытые понятия привычны каждому жителю – от мала до велика. Можно просто объявить родителям: мы идём на тот конец – и всем всё ясно.
Условная граница между концами – Острова. Острова – это старые торфяные выработки, превратившиеся в заросшее молодыми берёзами болото, расположенное почти посередине деревни. Мы живём на этом конце. У нас – заросший зелёной ряской пруд, огромная липенка, на которой вывешивает афиши киномеханик, и кладбище с разрушенной часовенкой. На том конце – клуб, где крутят кино, и ферма. У нас – мелких пацанов – на каждом конце своя компания. Мы знаем друг друга, но пока не смешиваемся – так сказать, дружба по территориальному признаку, – лишь иногда пересекаемся для совместных игр в казаки-разбойники – конец на конец.
Островов мама боится панически, мне категорически запрещено там появляться. Сейчас я понимаю почему: есть там такая небольшая трясина… когда на спор бежишь по зелёной, изумрудно-яркой поверхности, она ходит волнами под ногами – вот-вот прорвётся.