Хлопушка с прицелом - стр. 19
– Да, вы, конечно, правы, – вздохнул Герман. – И для нашего опять же дела даже и небесполезно, что вы так считаете…
– Значит, товарищ Хучрай хочет снимать про репрессии? – взял быка за рога Растиньяк.
– Вы зрите в корень, мсье! – воскликнул Герман.
– Позвольте, – вдруг встрял Нусинген. – А «Чистое небо» – это же его картина, Хучрая?
– Естественно, – сказал Герман.
– Так там уже все это есть, – развел Нусинген руками. – И про репрессии, и про несправедливость того времени…
На этот раз Растиньяк, изловчившись, толкнул приятеля в бок незаметно для Германа.
Графов лишь снисходительно улыбнулся:
– Ну, не нам же с вами указывать товарищу Хучраю, что ему снимать, верно?
– Верно, верно, – согласились студенты. – А когда будет наша проверка? – спросил Нусинген.
– Сегодня и будет, – отвечал Герман. – Под покровом ночной темноты.
– Интересненько, – пробормотал Растиньяк.
– Еще как! – подхватил Герман. – Значит, встречаемся вечером на «Мосфильме». Подходите, ну скажем, к девятнадцати часам ноль-ноль минутам. Лады?
Приятели дружно закивали, и Герман отпустил их с миром.
В семь часов вечера Герман уже препровождал студентов в костюмерную «Мосфильма».
– Вот, – показал он на два форменных костюма. – Как раз по вам сшито. У меня глаз-алмаз.
Студенты мрачно смотрели на два одинаковых комплекта энкавэдэшной униформы довоенного образца.
– Мы, собственно, так и не узнали у вас утром, – изрек наконец Нусинген, – что за роли нам… м-м, светят. Неужели вот эти? – Он брезгливо показал на униформу.
– Конечно, товарищ Нусинов, – подтвердил Герман. – А что вас смущает?
Тот пожал плечами:
– Да как-то вот неохота даже надевать такую форму, а не то что играть в ней…
– Это почему же? – изумился Герман.
– Сами знаете, – вяло сказал Растиньяк. – Как раз когда об этом столько говорят, порицают таких людей, мы их, значит, будем исполнять…
– Так именно сейчас и самое время! – сказал Герман. – Это как никогда актуально. Или вы предлагаете советским кинематографистам закрывать глаза на подобные явления нашего недавнего прошлого?
– Нет, ну почему же, – смутился Растиньяк. – Но только лично я…
– А, понимаю, – перебил Герман. – Лично вы хотите играть только мармеладных и карамельных героев. Сладких принцев и нежных младенцев.
Нусинген негромко хрюкнул.
– Ну, а вы, Нусинов? – покосился на него Герман. – Тоже, значит, придерживаетесь такого чистоплюйства? Для актерской профессии, сразу замечу вам, чистоплюйство вреднее, нежели что-либо еще…
– Да нет, отчего же, – пробормотал Нусинген и посмотрел на приятеля. – Пожалуй, мы согласны… – толкнул он локтем Растиньяка.
– Конечно, – подтвердил тот, вздыхая.
– Ну и отлично, – обрадовался Герман. – И не надо таких кислых мин. Вам же чрезвычайно повезло. Кстати, отрицательных персонажей публика запоминает гораздо лучше.
– Правда? – немного оживился Растиньяк.
– Ну конечно! – крикнул Герман. – Так что, вы в деле?
– В деле, – сказал Нусинген.
Герман пожал обоим приятелям руки:
– Тогда поехали.
– Куда? – спросил Растиньяк.
– К Хучраю, разумеется. Только переоденьтесь сначала.
– То есть мы сразу должны будем сейчас войти перед ним в образ? – уточнил Нусинген.
– Нет, товарищи, – покачал Герман головой, – в образ вы должны войти сразу, как переоблачитесь в данную форму.
– А товарищ Хучрай скоро подойдет? – поинтересовался Растиньяк, расстегивая свою рубашку.