Хайдеггер, «Черные тетради» и Россия (сборник) - стр. 33

С техникой дело обстоит так же, как с кровью и расой: сами по себе они ничего не значат. Они приобретают огромное значение, когда их используют для «борьбы за высвобождение сущности» (GA 96:124). ЧТ представляют собой именно «размышление о сущности», которое почти навязчивым образом строится как «борьба осознания» (или «…за осознание», Kampf der Besinnung)[53]. Хайдеггер небезосновательно полностью исключает из ЧТ термин «знание» (Erkenntnis). Здесь речь не идет о приобретении знаний посредством интеллектуального усилия. Задача философии или того, что он таковой называет, пробудить (GA 66:133, 143, 183) силу Бытия в тех, кого «зовет» судьба (GA 96:109). Доктрина Хайдеггера – это не свободный обмен аргументами. По его мнению, истина не зависит от аргументированного обсуждения, но, скорее, является частью «дара» и «почитания» (Verehrung, GA 95:33, 115 и др.). Поэтому он использует язык, который является вдвойне родственным языку Третьго рейха (lingua tertii imperii), описанному Виктором Клемперером (Klemperer 1947), в том, что он одновременно является и заклинанием, и простейшим языком приказа.

Необходимость борьбы вытекает из двойного убеждения. С одной стороны, существует обязательное неравенство между людьми[54]: некоторые «человеческие типы» не имеют сущности или обладают вырождающейся сущностью; здесь Хайдеггер имеет в виду в особенности еврейский тип. С другой – эти человеческие типы, которые не способны умереть, но могут – самое большее – «околеть» (verenden; GA 96:51, a также 138, 251), отвергают низшее положение, к которому принадлежат[55], и стремятся разрушить исторические народы, завлечь их в свои сети[56], лишить их сущности, «лишить их расы» (GA:255, 96, 56). Именно из этого положения вытекает необходимость защищаться.

Хайдеггер не впадает систематически в явный антисемитизм. Он предпочитает выражаться обиняками и подчеркивает преимущества такого способа выражения. По отношению к невидимой войне евреев, которая ведется через прессу, радио, рек ламу (GA 96:146), нужно уметь молчать, маскироваться, коммуницировать намеками. Посредством «невидимой философии» (GA 96:87) следует, притупляя бдительность, вводить в заблуждение читателей, не соответствующих уровню бытия, а со своими единомышленниками общаться через код. Поэтому оружием в этой войне служат косвенный язык, а также молчание, и читатели – сторонники крайних правых хорошо выучили урок. Так, один блогер писал в 2014 году: «Поймите, Хайдеггер говорил загадками и обращался исключительно к нам. Чужие не могли (не должны были) ничего понять»[57]. И именно в этом смысле следует, на мой взгляд, понимать периодически повторяющееся у Хайдеггера утверждение: «всякая уступка понятности уже есть разрушение»[58].

Хайдеггер разоблачает тайную и невидимую войну, войну трусов, тех, кто не осмеливается сражаться открыто, но действует анонимно в публичной сфере. Стоит ли напоминать об избитом антисемитском стереотипе еврея, который изнутри уничтожает пригласившего его к себе хозяина, – о лейтмотиве, приобретшем в годы национал-социализма смертоносную агрессивность (Faber 1999)? В ЧТ повсеместно присутствует и самая обыкновенная антисемитская лексика. Начиная с самого понятия «махинация»: авторы махинации – это «мелкие торговцы» (Händler), «рвачи, любители наживы» (Raf er), «ярые поборники, фанатики» (Eiferer) со своей «цепкой ловкостью в […] спекуляции» (zähe Geschicklichkeit des Schiebens, GA 95:97). Они «пройдохи» (gewieft): то и дело они «обманывают» (täuschen), «подстерегают» (lauern), «соблазняют» (locken) (GA 96:89, 117). В выражениях «человеческие типы», «историчные народы», также в идеях отсутствия почвы и корней (Bodenlosigkeit, Wurzellosigkeit) приверженцы Хайдеггера захотели увидеть философские абстракции. В действительности эти выражения приобретают свой полный – антисемитский – смысл лишь в историческом и идеологическом контексте эпохи (Benz 2010). Подчеркнем еще раз: поражение нацизма не заставит Хайдеггера отказаться от убеждения, что идет невидимая еврейская война. В письме Э. Юнгеру от 25 июня 1949 года он говорит о еврейской «жажде мести, которая по-прежнему существует, но которая стала еще изощреннее». «Еврейский эмигрант», который, по признанию самого Хайдеггера, есть синоним «неопределенного лица» (man), ждет лишь одного: возможности атаковать