Гувернантка на счастье - стр. 24
Сижу в комнате до вечера, не знаю, чем себя занять. От скуки обыскиваю стол, и нахожу в нём распорядок дня бывшей гувернантки. Он сложен не на вольфене, а на русском, и я облегченно вздыхаю. Она просыпалась в восемь, в девять – общий завтрак в столовой, и до двенадцати было её свободное время. С двенадцати до шести – время с воспитанницами. Жаль, что не нашлись конспекты уроков! Мне бы они пригодились. Вечер после шести тоже свободен. С удивлением отмечаю, что тисса Тереза не строга к своим подчинённым и дочерям. Шесть часов рабочий день. Вполне терпимо.
Нахожу ещё записи. Они уже касаются девочек. Предшественница хорошо рисовала – я поняла это по двум наброскам от руки. Первый изображал Джессамину: пышные распущенные волосы, дерзкий взгляд. На втором портрете была Лаура: волосы заплетены и уложены «короной» на голове, и улыбается она гораздо приветливее.
Внизу приписка:
«Я в Астерил больше ни ногой!»
Заявление интригует, но особых подробностей я не нахожу. Несколько страниц исписаны характеристиками моих будущих воспитанниц. Придирчиво их изучаю, но конкретного ответа, почему моя предшественница не захотела оставаться в Астериле, здесь нет.
По словам Анны и встреченных мною изображениях девочек, я успеваю сложить о них своё мнение. Картину дополняют слова тиссы Терезы, а записи бывшей гувернантки её завершают.
Лаура страдает от отсутствия друзей и семейного давления настолько, что закрылась в себе, никого не подпуская. Особенно Джессамину, чья коммуникабельность часто выходит за рамки простого дружеского общения. Она резка, добивается своего требованиями и истериками, а иногда даже угрозами. Этого не выдерживает мягкая Лаура. И я не вижу никого, кому было бы до этого дело.
Я не гувернантка, и не психолог ни разу, но помочь девчонкам хочется. Особенно Лауре, которую становится жаль. Бедная девочка… их мать явно не та женщина, кто балует дочерей объятиями и признаниями в любви. Откуда же той черпать силы для противостояния враждебному миру?
Если Лауру мне жалко, то Джессамине хочется прописать ремня. Хоть это и невозможно, конечно. В университете я встречала таких мадам. Им вечно все вокруг должны, лишь они сияют, как бриллианты среди навозной кучи. И требуют много внимания к себе, целую прорву.
Прошлая гувернантка не оставила больше ничего полезного, и я откладываю её записи. Нахожу чистый блокнот, от скуки пишу в нём несколько слов на вольфене. Потом задумываюсь: может, начать вести дневник на волчьем языке? Это поможет в его практике. По утрам после завтрака можно, например, час или два проводить в библиотеке за изучением вольфена, потом день с воспитанницами, а вечером можно будет и пару слов в блокнот черкануть. Это и с языком поможет, и легче будет анализировать уже сделанное. Так и поступлю.
Старательно вывожу на обложке закорлючки, пишу свои фамилию и имя – Мышь Диана. Волчьи руны получаются такими кривыми, что даже при большом желании здешние волки не смогут прочесть содержимое. Пока описываю происходящее за день, слышится стук в дверь.
Прибыл второй транш кофе от Райнера. Тот же мальчишка с восторгом в глазах не может поднять взгляд выше моей юбки. Я щёлкаю пальцами, привлекая его внимание.
- Не расскажешь, где тут дамские комнаты?
- Вон там, дальше по коридору, за дверью тёмного дерева с золотыми вензелями вы найдёте уборную! – бойко тараторит пацан, впервые смотря мне в лицо, - банная же находится на нижнем этаже, она общая.